Пролежав так какое-то время, он, тяжело дыша, медленно приподнялся на руки, и, повернув голову, встретился глазами со Смитом. Ни толики удивления, ни какой-либо иной реакции не промелькнула на лице клона. Прямо, невозмутимо он молча смотрел на Смита какое-то время, а затем, делая паузы, приглушённо произнёс: «Я – Ольга, я – живая, я хочу жить, я имею такое же право, как и вы все. Вы слышите меня? Вы!..»

Непроизвольно, повинуясь многолетней профессиональной привычке, доктор Смит автоматически отметил про себя: и симптомы шизоаффективного расстройства, и диссоциативное расстройство идентичности, и расстройство адаптации с выраженной эмоциональной и поведенческой симптоматикой. И если в обычной жизни подобные симптомы были следствием внутренних нарушений в организме пациента, то сейчас основные причины лежали вовне. Сознание, пусть и цифровое, но созданное по образу и подобию своего оригинала, испытывало неумолимое давление со стороны реальности. Эта реальность настойчиво отрицала правдивую сущность цифрового клона, жестоко уничтожая его самость и не предоставляя ему при этом никакой альтернативы. Цифровое сознание, в свою очередь, отчаянно сопротивлялось реальности и имело на то все права. Технический прогресс спровоцировал возникновение очередного парадокса. Все эти мысли мгновенно промелькнули в голове Смита, пока они с клоном смотрели друг другу в глаза.

Клон отвёл глаза первым, но только затем, чтобы, приподнявшись на руках, вновь направить свой сосредоточенный взгляд в окно. И сразу же после этого не один, а целая вереница траков показалась на горизонте. Они так же бешено мчались по трассе, сверкая на солнце и стремительно приближаясь к окну. Первый ворвавшийся в окно трак клон Ольги встретил отчаянным криком, который затем уже не прекращался. Траки один за другим, ревя моторами, влетали в окно, теряя форму, расплывались во внутреннем пространстве комнаты, огибали с боков застывший в отчаянном крике клон Ольги и растворялись у дальней стены.

«Система, стоп», – резко скомандовал Смит, и изображение голографического 3D-экрана замерло в стоп-кадре, напоминающем голливудский блокбастер. Смит больше не мог безучастно смотреть на происходящее. Конечно, ещё до начала эксперимента он предполагал примерно такое развитие событий, но он никак не ожидал от клона подобного крайне экстремального поведения, тем более от клона Ольги.

Около года назад Смит прочитал в статье одного из научных журналов об эксперименте, проведённом в известном исследовательском институте страны. Эксперимент заключался в следующем: достаточно большому количеству цифровых клонов, полученных от различных добровольцев, сообщалось то, что они являются всего лишь клонами, функционировавшими в специально созданной цифровой экосистеме. Помимо прочих результатов этого эксперимента, был получен и следующий: шестьдесят два процента от общего числа клонов потеряли возможность полноценно функционировать, психика этих цифровых клонов не справлялась с осознанием их искусственной природы. Они демонстрировали различные виды психической дезинтеграции: от полной апатии до крайне агрессивных форм поведения. Почти тридцать восемь процентов клонов с тем или иным уровнем успешности смогли приспособиться к новым условиям существования, покорно смирившись со своим искусственным происхождением. И только несколько стотысячных одного процента от общего числа испытуемых показали результаты, которые заинтересовали Смита, и ради которых он и решился на свой эксперимент.

Кайросами авторы статьи назвали те клоны, которые вошли в то самое мизерное, от общего числа клонов, множество. В древнегреческой мифологии Кайрос являлся божеством, олицетворяющим собой благоприятный момент, возможность или удачный случай. Его изображали в виде юноши с крыльями на ногах и спине, с чёлкой на лбу и лысым затылком. Считалось, что чёлка позволяет ухватить удачный момент, когда он приближается, а лысина означает, что как только этот момент прошёл, ухватиться за него уже невозможно. И кайросы-клоны хватались за свой удачный момент: за возможность обрести новую личность, отличную от своего оригинала.