Не все, конечно, а только их лидеры, но и этого хватило, чтобы начались массовые людские волнения. А за ними взбунтовалась и сама природа. По слухам, дошедшим до нас благодаря книгам и старым фотоснимкам, Гримвуд был единственным лесом, который взбесился и начал «пожирать» человеческое поселение. Побеги появлялись из земли прямо на глазах перепуганных горожан и взмывали ввысь огромными деревьями, они рушили фабрики и жилые дома, прорастали корнями в стены и фундаменты, уничтожали губительную для леса технику, возвращая участок за участком некогда отданную людям территорию.

В лесах на других островах тоже было отмечено некоторое движение, но только наше растительное «чудовище» перешло от угроз к действиям. И именно благодаря этому показательному выступлению Гримвуда все изменилось.

Мастера то ли из страха перед могущественной флорой, то ли из вызванного им же уважения начали лучше работать над своими изобретениями. Банкиры, аристократия и торговцы по настоянию усвоившего урок правительства, в состав которого включили и кое-кого из местных, вкладывали деньги в новые технологии и разработку экологически чистых видов топлива. И вот спустя четыре плодотворных века после той «зеленой войны», как прозвали ее историки, Дарилия стала не просто маленькой колонией Большой Земли, а центром прогресса, законодательницей моды и страной, быть гражданином которой – огромная честь.

Погруженная в собственные мысли, я шагала, шаркая ботинками на толстой подошве, по узкой дорожке, на которой с трудом могли разойтись два человека, и невольно любовалась своим родным городом сквозь стекла солнцезащитных очков, стилизованных под пилотные.

Гримуршир был, как всегда, великолепен. Он умудрялся сочетать в себе разные архитектурные стили, обилие воспетой в декоре механики и буйство живой природы, но при этом оставался удивительно цельным. Мой взгляд скользил по пышным клумбам, раскрашенным бутонами июньских цветов, по каменным бортикам одинокого фонтана, поросшего розовыми кустами, по расположенной за деревьями проезжей части с зеленой разметкой, над которой медленно плыл громоздкий трамвай на магнитной подушке.

А рядом, громыхая большими колесами и позвякивая цепями на шатких дверцах, катился старенький двухместный кабриолет с пожилой парой внутри. Тут же сновали новомодные автомобили ярких цветов и плавных очертаний без латунных нашлепок на корпусах, за ними ехали угловатые железные «монстры», к созерцанию которых я привыкла с детства. Мимо на украшенных чеканкой байках промчалась группа молодых ребят в кожаном одеянии с прикрытыми платками лицами и очками, похожими на мои.

Гримуршир наполнял улицы ароматом свежей выпечки, доносящимся из многочисленных булочных и кондитерских, к нему примешивались цветочные ноты и характерный запах уличной пыли. Город тянулся к чистому голубому небу высокими каменными башнями с остроконечными шпилями, купавшимися в белых облаках, и в то же время расползался во все стороны сеткой разномастных кварталов и улиц.

Если смотреть с дирижабля, он напоминал поле для игры в «крестики-нолики» – четыре пересекающихся канала разрезали Гримуршир на неравноценные клетки. В центральной размещался парк развлечений с возведенными по периметру клубами, гостиницами, музеями и ресторанами. Оттуда вдоль воды тянулись узкие аллеи-набережные, обрамленные деревьями и скамьями.

К северу простиралась зажатая между каналами территория торговцев с рыночными площадями и крытым центром, в котором можно было закупиться в любое время дня и ночи, и с банкоматами, где обналичивали распространенные в Дарилии жетоны. К югу шли мастерские изобретателей, портных, ремесленников, художников и прочих творческих личностей. А на запад и восток устремлялись стройные ряды особняков знаменитостей, финансовых воротил и тех, кто мог себе позволить содержать такую дорогостоящую собственность.