— Ты вообще охренела пороть эту чушь? – Я складываю руки на груди, глядя на Инну сверху вниз. Холода и безразличия в голосе ровно столько, чтобы ее «буйная фантазия» остыла со скоростью брошенной в воду раскаленной железки.

После таких процедур Инна всегда успокаивается. Поэтому этот метод экстренной помощи я использую в самых крайних случаях, чтобы жена точно знала – вот теперь она окончательно меня разозлила.

— Не закроешь рот прямо сейчас – это будет наша последняя совместная поездка куда-либо.

— Ты даже не замечаешь, что обращаешься со мной, словно с вещью. – Инна быстро переключается на обиду. Еще одна хитрость, на которую я раньше охотно велся, как дурак, принимая уловку за настоящее раскаяние. – Как будто я просто еще один аксессуар крутого Дениса Ван дер Мейера, его булавка для галстука.

К несчастью для нее, меня такие выпады давно уже не трогают.

Раньше хоть добавляли перчинку, остроту, потому что что-что, а «засасывать» свои косяки Инна умела на двести процентов.

А теперь осталось только раздражение.

— Знаешь, дорогая, - по такому случаю я нахожу для нее самую «добрую» из своих улыбок, - я для тебя тоже аксессуар. Называюсь «Большой Толстый Кошелек и Волшебный Золотой Пластик». Смотри, а то потеряешь бдительность, и нечем будет хвастаться в инстаграм своим бабам.

Это всегда действует – угроза отодвинуть от кормушки, угроза забрать у нее красивую жизнь. И каждый раз мне где-то на подкорке даже хочется, чтобы жена плюнула мне в лицо, сказала что-то вроде «да вали ты в жопу со своими деньгами!» и дала мне повод верить, что когда-то между нами было что-то хорошее.

Так что, когда Инна просто захлопывает рот и нарочно отворачивается от меня, делая вид, что собирается снова уснуть и потом сделать вид, что этого разговора не было, я принимаю это, как лекарство от раскаяния за грубость.

Я не святой – это абсолютно объективная оценка себя. Но святые не вскарабкиваются на вершины финансовых гор, не добиваются того, чтобы вот такие «мандаты» поили их коллекционными коньяками из личных запасов у себя на даче, не дают женщинам вроде Инны жизнь, которой можно козырять перед нищебродствующими подругами.

В наших с женой товарно-денежных отношениях нет места сантиментам.

14. Глава тринадцатая: Соня

Глава тринадцатая: Соня

— У тебя точно все в порядке? – беспокоится мама, когда мы возвращаемся домой. – Солнышко, может, позвонить доктору? Тамара Сергеевна прилетит, ты же знаешь.

— Ничего страшного, мам, - пытаюсь криво улыбнуться, ненавидя себя за то, что приходится врать собственной матери. Человеку, от которого у меня никогда не было секретов. И все из-за мерзкого Ван дер Мейера. Ненавижу его! – Просто нехорошо. Нужно было сказать водителю. Извини, что подняла переполох.

— И доверить своего единственного ребенка какому-то мужлану без носового платка в кармане? – Мама еще раз смотрит на меня, но соглашается не настаивать.

В детстве у меня были проблемы с желчными проходами, так что тошнота просто так и боли в животе – привычное дело.

— Я поднимусь к себе, выпью таблетку и попробую уснуть.

Чмокаю ее в щеку и торпедой несусь по лестнице вверх.

Только оказавшись за закрытой дверью, перевожу дыхание.

Всю ночь, всю бесконечно длинную ночь я пролежала на кровати смотрящей в потолок мумией, не способная думать ни о чем, кроме слов Дениса, его нахального взгляда… и его руки у меня между ног. Я почти слышала, как стыд разъедает меня изнутри, словно серная кислота. А потом, когда в окна уткнулся рассвет, пришло осознание того, что я как никогда близка к тому, что переступить через все свои принципы и найти еще один повод остаться с Ван дер Мейером наедине.