Улитки наши узнают своих хозяев
Нина Горланова
И как ни извлекай из тишины звучанье,
как ни гоняй перо по целине листа,
как ни колдуй, а прорастёт молчанье
и осенит его безмолвно высота.
И дышит тишина, беззвучно с губ слетая,
и призраком строки струится молча свет
туда, где тихо спит улиты запятая,
а строчки нет и нет, и точки нет и нет.
Лишь в ракушках витых хтонические слитки
из вечности ползут, как многоточий нить,
и кажется, пока нас узнают улитки,
ещё дано слова в строку соединить.
2012
е.б.ж.
Е.Б.Ж. – если буду жив
Лев Толстой
Невзрачной рыбки запах огуречный
весною петербургской скоротечной
витает в серебристом кураже
и память задыхается счастли́во
прохладным ветром с Финского залива,
куда приду – конечно, е.б.ж.
Б.ж., б.ж. – какие к чёрту если,
когда года покойные воскресли,
как мать, что появляется во сне —
лишь руку протяни… Не тут-то было —
что было, между пальцами уплыло,
а не было, достанется не мне.
Да и не жаль. Я закурю на Стрелке.
Шипит звезда хабариком в тарелке
сырого неба. Бог устал творить.
В Неву вползают ладожские льдины.
Узлы на памяти зудят, но всё едино
не развязать связующую нить.
Что будет, е.б.ж.? Где та гадалка,
которой нагадать судьбу не жалко,
как меч над головой на волоске,
и прочитать в сплетениях невнятных
руки или в слепых кофейных пятнах
когда порвётся жилка на виске?
Да ничего не будет – будет то же,
что было, но на было непохоже,
уж ты не тот, и музыка не та,
и только голос в трубке телефонной
и свет, во мгле дрожащий заоконной,
и на столе нетронутость листа.
Орёл и решка, правда и обманка,
и серебрится корюшка-бананка,
в рот не попало – по усам текло.
Катает в пальцах бог седую глину,
затёкшую почёсывает спину
и мошкара колотится в стекло.
И, е.б.ж., ещё сыграю в прятки
со смертью, убегая без оглядки
в прозрачный запах призрачной весны,
где белой ночи завязь серебрится
и жизнь с ладони склёвывает птица
ещё без привкуса печали и вины.
2012
«Нашепчут небеса, накаркают вороны…»
– И это снилось мне, и это снится мне…
– Как сорок лет тому назад…
Арсений Тарковский
Нашепчут небеса, накаркают вороны,
смешает карты петушиный крик,
сквозь толщу времени качнувшегося óно
мелькнёт загадкой будущего блик,
рассветный луч, кровавый взгляд заката,
как сорок лет назад и сорок сороков.
Я виноват, судьба ли виновата?
Навылет в дурака. Игра без дураков.
Капустницы крыло под тополиным пухом.
Мелькание ночниц в мерцаньи фонаря.
Усталый бог прильнул к Земле оглохшим слухом,
ловя оcколки слов земного словаря.
И всё, что напоёт, наплачет, набормочет
прозренье слепоты текущих в небо глаз,
впитает в хриплый крик полубезумный кочет,
на соляном песке обозначая нас.
К основе сна прильнул утóк луча летучий
и несказáнных слов прозрачна филигрань,
и жизни этой миг такой счастливый случай,
что жалко спать и жаль вставать в такую рань.
2012
«Нежна на крыльях бабочки пыльца…»
Галине Комаровой
Нежна на крыльях бабочки пыльца,
по-летнему насвистывает птица
и отражённый небом свет лица
на белизне декабрьской серебрится.
В начале марта с мокрого крыльца
казалось, что декабрь – небылица,
но ласковым зверьком к рукам ловца
он ластится, где греется синица.
На деке белка шевелит хвостом,
заигрывая издали с котом,
и не найти от вечности отмычки.
На торте свечки оживут от спички —
смеясь, задуть и жить не по привычке,
а в первый раз. Всё прочее – потом.
2012
«Вот вечер пятого числа…»
Ещё я не смею привыкнуть…
Глеб Семёнов
Вот вечер пятого числа
к рассвету льнёт числа шестого.
И ночь прошла, и жизнь прошла,
и след растаял прожитóго.
Но рук не отвести от рук
и губ от губ, и взгляд от взгляда.
Небесный лес роняет звук
в мелодию немого сада.
И чудо звёздного следа