Но возникает в излучине звука
то, что язык не умеет сказать —
тёмное чувство, сияние света,
морок, проклятие и благодать,
тянет предчувствие, шепчет примета,
веришь, не веришь, а не унять
божьего страха, земного восторга,
смертной печали, живительных слёз.
Будет, что будет, и тут не до торга,
лишь позвонки обжигает мороз.
Сбудется, нет ли, посмотрим, увидим —
в яблочко, в сердце, взлёт или влёт.
Стонет Сизиф и бормочет Овидий.
Жизнь откуражится. Cмерть отпоёт.
2017
александру радковскому
1.
О песня, о её сестра
бузиновая дудка.
Александр Радковский
Хлестало время по лицу,
стынь весело крепчала.
Мы по Садовому кольцу
с конца и до начала,
потом с начала до конца
от винной и до винной
два дурковатых мудреца
бредём дорогой длинной
и сочиняем новый Рим,
где правят сны и музы,
и говорим, и говорим…
Слова ложатся в лузы,
под шагом чавкает грязца,
неслышно время длится,
витает запах чабреца
и вдохновенны лица.
Свинья не съела, бог не спас.
И радостно, и жутко.
И тянет песенку о нас
бузиновая дудка.
2.
Да, душе не много надо —
только свет и два крыла…
Александр Радковский
Время стрелкою по кругу,
белкой в вечном колесе
разгоняет ночи тýгу,
отражается в росе.
Тишина прошелестела,
к тишине другой спеша.
На усталый голос тела
откликается душа.
Говорит, не спи, не надо,
говорит, побудь со мной.
мне с тобою нету слада,
мой болванчик заводной,
Говорит, ну где же ключик,
ищет в тёмных небесах
и вставляет хрупкий лучик
в блеска щёлочку в глазах.
Говорит, ну что, полегче?
Говорит, поспи, я здесь,
засыпай… и в небо шепчет
хлеб насущный даждь нам днесь
Посидит ещё немножко,
улыбнётся и взгрустнёт,
а потом, прикрыв окошко,
в уголочке прикорнёт.
3.
Телу хватает и чёрствого хлеба
Но что прикажете делать с душой?
Александр Радковский
Падают в вечность минуты,
в зеркале белая прядь.
Сыты, одеты, обуты —
что же ещё горевать?
Чертят ночами кометы
свой непонятный чертёж.
Сыты, обуты, одеты —
что ж нам ещё невтерпёж?
Что ж мы в разнос и на вынос
душу, что в теле еси?
Господи, благослови нас,
благослови и спаси.
Господи, за благостыни
благодарю, но прости,
сколько ещё по пустыне
нам до свободы брести —
той, что пропитана болью,
той, что рубаху с плеча,
что перекатною голью
плачет за жизнь богача?
Боже, ты сам себе сыном,
духом святым и отцом.
Как мне не хлебом единым
жить не глупцом, не слепцом?
Мокнет слезами подушка.
Гаснет в полёте звезда.
Чёрного хлеба горбушка
и дождевая вода.
2016—2017
«Ночь, как ребёнок малый, плачет…»
На двух ногах стоит его треножник
Владимир Соколов
Ночь, как ребёнок малый, плачет,
Конец ознакомительного фрагмента.
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу