Олдбрук перестал вслушиваться в пьяное бормотание соседа по столику. Штырь вдруг представился в виде громадной жирной мухи, поганящей хорошие вещи. Второе «я» охотно согласилось с такой ассоциацией, навеянной недавним воспоминанием. Ещё и добавило, что таким коммерсантам, нагло обманывающим несчастных сирот и сплавляющим в приют откровенно негодный товар, вполне справедливо устраивать «тёмную». Или вообще…

«Кораблики, надо же! – немного взволнованно думал Сэм. – Неужели бывают такие совпадения? Как может всё так удачно складываться? Подозрительно удачно! А предполагаемый подарок? Почему, по какому наитию, я выбрал именно такой набор инструментов и попал в самую точку? Жизненный опыт? Возможно. А вдруг кто-нибудь играет против меня? Кто-то умный и тонкий, изощрённый в плетении интриг. Конкурент. Идиот Штырёв постоянно говорит о конкурентах. Чему удивляться, если соперники встречаются повсюду и в любом деле…»

Созвучная мыслям память услужливо предложила заново пережить один мрачный эпизод, когда случилось так внезапно прозреть…

* * *

Франция, Прованс, 1720 год

Грязная придорожная харчевня в поздний час была пуста. Всаднику, проделавшему за день немыслимый путь, требовались отдых и ночлег, и угрюмый хозяин несказанно обрадовал, буркнув, что одна из двух комнат наверху свободна.

С низкосортным пристанищем, где на стенах в помине не было ковров или гобеленов, а в качестве подсвечников использовались донышки битых глиняных кувшинов, волей-неволей пришлось смириться.

Путник бегло осмотрел номер. Какой мерзкий стол! На грубые козлы ленивый «умелец» взгромоздил обрезок широченной плахи – и так сойдёт! Невдомёк дураку, что такое изделие напоминает эшафот. Стол к тому же усыпан обглоданными рыбьими костями.

Постоялец отцепил ставшую немыслимой обузой шпагу, сложил вещи в угол. Нужно спуститься перекусить, пока хозяйка сменит бельё на чуть более чистое. И хотя бы смахнёт остатки чьего-то пиршества с шершавого, плохо обработанного дерева.

После холодного цыплёнка (за шестнадцать су, грабёж!), запитого бутылкой очень плохого вина, приезжий поднялся по шаткой лестнице, позёвывая и с трудом разлепляя то и дело смыкающиеся от усталости веки. Трактирщик с женой давно удалились к себе, получив плату вперёд и проверив засовы, чтобы застраховаться от ночных воров и разбойников.

Для ориентации на площадке второго этажа хорошо было бы родиться котом. Огарок свечи, поставленный хозяином на стол для ужина, с шипением погас, когда утомлённый путешественник, морщась, допивал последние глотки. Лишь почти прогоревший внизу очаг слегка разгонял мрак безлуния, воцарившегося вокруг.

Полуночный квартирант едва нашарил на двери замок, открывшийся с противным скрежетом. Вдруг боковое зрение уловило, что по площадке метнулась бесшумная и быстрая тень, и в следующее мгновение под рёбра упёрся острый металл.

– Только пикни! – Голос резанул в самое ухо. – Давай, заходи в конуру!

Сопротивляться было опасно. Удерживая жертву под неослабным контролем, грабитель вошёл следом, плотно прикрыв за собой дверь. Помещение оказалось освещено: хозяйка, у которой был второй ключ, оставила высокую свечу. Наверное, сказалась щедрая оплата за ночлег.

– Поворачивайся, медленно! – негромко скомандовал неведомый головорез.

Луи мысленно проклял свою беспечность. Нынешний образ жизни провинциального французского графа немного отучил от всегдашней осторожности.

Разбойник предстал в виде высокого худого старика. Весь вид его поражал болезненностью и крайней измождённостью, никак не вязавшейся со злодейским ремеслом. Самое примечательное зрелище представляли глаза: где-то в их глубине вырисовывались воображаемые песочные часы, наполненные сиреневым сиянием.