– Да я вообще молчать могу. Меня с детства твои близкие не любят. Бабка твоя говорила, что я тебя до гробовой доски доведу.

– Ладно, хватит.

– Ну, пока довел только до кресла директора базы отдыха, – Олег закончил и замолчал.

– Впереди еще всё, – тихо прошептала Наташа и зло взглянула на Олега.

Повисло тягостное молчание.

Константин Петрович сидел и смотрел на танцующих людей, таких, казалось бы, счастливых в этом текущем моменте, через пелену боли. Ему было очень плохо. Он ощущал себя глубоко несчастным и больным человеком. Саднило подорванное в боях за капитал и светлое будущее измученное сердце. Билось, как раненая птица в клетке. То замирало, то начинало колотиться с неистовой силой, а потом опять останавливалось. Он достал из кармана валидол, постоянный спутник последних лет, и положил под язык. Душа, вернее, то, что от нее осталось, иногда вспыхивала, загораясь ярким пламенем сожаления и раскаяния, но потом гасла, подавленная разумом и волей. В разгоряченном мозгу метались мысли, словно заведенные люди кричали друг на друга: «Что ж ты за сволочь такая, как так можно было с ней?!» – «А как иначе после того, что она сделала? Я б себя уважать перестал, противно было бы, просто противно!» – «А сейчас уважаешь, сейчас не противно? Как теперь жить-то с этим будешь?!» – «Да проживу как-нибудь. Сейчас вон яхту достроят и уйду в автономное плаванье на полгода, перезагружусь. Да, здорово было бы на яхте…» В мозгу мгновенно вспыхнул яркий образ: мощная стальная яхта, экспедиционная, способная на одной заправке обойти пол земного шара, сам он на капитанском мостике, вокруг океан, чайки кричат, брызги соленых волн, яркое солнце и никого больше. Свобода! Счастье!

Он даже перестал сосать валидол, а начал его жевать, захрустел, как леденцом, а потом вспомнил, что нельзя жевать, и проглотил.

Картинка погасла.

Песня неожиданно закончилась, оборвавшись на полуслове, вспыхнул свет, и в зал вбежала похожая на цыганку тетка с микрофоном. Тамада.

– У нас сегодня юбилей, сегодня будут танцы! – закричала она в микрофон.

Константин Петрович вздохнул и посмотрел в сторону подчиненных. Без музыки стало тихо и был слышен их разговор.

– Ну, сейчас начнет! Эротические алкоконкурсы, чтоб все быстрее накидались, а она домой поехала. – Олег заржал. – Ненавижу эту колхозную анимацию.

– Ты давно ли аристократом заделался? – съязвила Наташа.

– С рождения. – Олег опять засмеялся и толкнул Вику в бок. – А давайте выпьем за любовь, девчонки!

Он мгновенно наполнил бокалы и встал:

– Ну, за любовь!

– Я столько выпила за любовь – и где же она? – Вика с сомнением посмотрела на фужер.

– Пошли в баню, тебе говорят, и все будет! – Олег махнул стакан и по-хозяйски обнял Вику, – но та опять отстранилась.

– А теперь конкурс! – закричала ведущая, дочитав наконец свой стих. Олег как в воду глядел. – Ну, смелее выходите на сцену!

Но народ, наоборот, стал с ужасом разбегаться. Правда, две тетки из бухгалтерии смело шагнули вперед и скачущий мужик, хоть и держался за сердце, тоже мужественно остался в строю. Тамада попыталась схватить некоторых не особо расторопных за руки, но они вырвались и убежали. Народ схлынул, как волна, и прямо в центре зала показался могучий Александр Степанович, одиноко сидящий на стуле словно истукан. Упрямая сотрудница все-таки дотолкала босса до эпицентра развлечений, но он так и не затанцевал.

К нему тут же подскочила ведущая:

– Как вас зовут? Представьтесь, пожалуйста.

Но Александр Степанович молча поднялся и кряхтя побрел к столу. Навязчивая тетка с микрофоном не сдавалась, бежала за ним и сыпала вопросами. Александр Степанович лишь отмахивался от нее, словно от надоедливой мухи. Он и трезвый-то был не очень разговорчивым, а пьяный вообще терял дар речи. Отдельные слова и междометия еще мог произнести, но не больше.