– Сара.

Оклик прозвучал тихо и вымученно, но сестра услышала. Или почувствовала.

Она рывком обернулась. В руке блестел нож.

У Вари подогнулись ноги. Она осела на пол и скорчилась, подтянув колени к подбородку.

– Ва!

Нож полетел в сторону, а за ним – вынутые наушники. Сара скользнула к Варе, тронула за плечо, а в следующую секунду уже заталкивала ей в рот конфеты.

– Жуй, а я принесу глюкозу!

– В рюкзаке, – выдавила Варя.

– У меня тоже есть. – Сара выбежала из комнаты.

В кухне загромыхала посуда и зашумела вода. Варя не сомневалась: сестра все сделает правильно. Она знала повадки твари и умела загонять ее обратно, в тот темный генетический разлом, из которого та вылезала.

Вскоре сестра принесла большую кастрюлю, поставила ее на паркет и зачерпнула кружкой мутноватую жидкость – движения быстрые, но не суетливые. Приподняв Варю, Сара помогла ей выпить раствор. Первые глотки показались безвкусными, но потом рецепторы очнулись, и тошнотворная сладость заволокла рот. Осушив кружку, Варя в очередной раз подумала, какая же тварь странная.

Она засыпала от углеводов, поэтому Варе приходилось есть много сладкого. Впадала в ярость из-за солнца, поэтому Варя предпочитала ночной образ жизни. И крепла от стресса, поэтому Варя боялась жить по-настоящему: все же знают, что за светлой полосой обязательно последует темная, а если хочешь сохранить покой, твоя зебра должна быть серой.

А еще тварь носила мрачно-романтическое название – порфирия, или «болезнь вампира», но мрачного в ней было куда больше, чем романтического. Все, что она дала Варе, – это боль, непринятие себя и страх. Никакого бессмертия или невероятной привлекательности. Скорее наоборот.

Читая о случаях, когда «болезнь вампира» приводила к параличу, удушью или сумасшествию, Варя невольно представляла, что внутри нее тикает часовая бомба. А что хуже всего, очень редкая бомба даже в ряду других. Штучный экземпляр. По стечению обстоятельств и генов Варе достался самый нераспространенный вид порфирии: всего два-три случая на сто тысяч человек. Если одни люди с тем же диагнозом страдали от солнечных ожогов, а другие – от резкой боли в животе, то Варе достались все симптомы разом. В странной игре, где победой являлась смерть, ей выпали чертовски хорошие карты.

– Развела пятьсот грамм на два литра. Надеюсь, хватит, – сказала Сара. – Сильный приступ?

Варя прислушалась к себе. Тварь отступала, но оставляла после себя выжженные земли. Атаки всегда заканчивалась одинаково – полным изнеможением. Варя снова свернулась на полу, чувствуя себя ежиком-мутантом, иголки которого растут не наружу, а внутрь.

– Да так. – Она решила поберечь Сарины нервы. – Немножко пощекотало.

– Не ври. – У сестры дрогнул подбородок. – Я видела твое лицо. Мне чуть самой больно не стало.

– Средний, – призналась Варя. – Это был средний приступ. Случались и посильнее. Просто я отвыкла.

– Почему тварь вернулась?

– Не знаю. Может, из-за стресса.

– А он откуда взялся? – Сара подняла бровь.

Варя с недоумением посмотрела на сестру, а затем прокашлялась. Во рту по-прежнему ощущался приторный вкус.

– У меня вообще-то бывший умер. Юра. Ты что, забыла?

– Помню. – Сара закатила глаза. – Просто это странно. Ну честно, Ва, Юра был… В смысле вы были не так уж близки.

– Ты права, – помолчав, призналась Варя. – Приступ случился не из-за него. Не только из-за него. Я испугалась, когда потеряла тебя в толпе. Накрутила себя. А еще…

Она приподнялась на локте и глубоко вдохнула, по-прежнему сомневаясь, открывать ли Саре правду: Юра – не единственный бывший, чья жизнь внезапно оборвалась.