Вынув из рюкзака книгу с витиеватой литерой «В» на обложке, Варя села и открыла ее. Корешок тихо хрустнул в руках, пальцы коснулись алого шелкового ляссе, раздвоенного на конце, как язык змеи. На черном форзаце обнажились клыки, блестящие от крови. Дальше шло вступительное слово, написанное Варей, – оно начиналось с признания: «Я не разделяю твоих вкусов и, если честно, хотела бы, чтобы ты увлекалась чем-то другим. Ты знаешь, на это у меня есть причины. Может, еще не поздно переметнуться в клан Барби, сестричка? Но все-таки самое главное для меня, чтобы ты была счастлива. Поэтому вот – наслаждайся своими кровопийцами». Сейчас Варя немного жалела, что не ограничилась пожеланиями.

Она протерла рукавом откидной столик и положила на него книгу. От страниц шел свежий запах типографской краски, вызывающий мурашки. Хотелось уткнуться носом прямо в лицо нарисованного Тома Хиддлстона в образе вампира Адама и глубоко вдохнуть, но Варя сдержалась. Если у Сары была страсть к вампирам, то у нее – к хорошей полиграфии. В книге, заказанной для сестры, было все, от чего трепетало Варино сердце: тканевая обложка с блинтовым тиснением и фольгой, мелованная бумага, цветные иллюстрации, выборочный лак. Не перебор – ровно столько, чтобы издание выглядело по-настоящему презентабельно.

Раньше, покупая дорогущие арт-книги и журналы, Варя оправдывала себя тем, что они как-нибудь пригодятся для учебы. А когда бросила журфак, не продержавшись и года, прикрываться стало нечем. Тогда Варя призналась себе: ну любит она печатные издания. И шорох страниц, и запах краски, и металлизированный блеск, и верстку. Читать тоже любит, но, если честно, листать, нюхать и держать на полке – намного больше.

…Когда Андрей впервые оказался у Вари в гостях, он окинул взглядом книжный стеллаж в гостиной и присвистнул.

– Ничего себе! Как много.

– Ты еще не видел шкаф в спальне. – Щеки залились румянцем, когда она поняла, что фраза прозвучала двусмысленно.

Спрятав улыбку, Андрей повернулся к полке. Его дровосековская рубашка с яркими широкими клетками была будто соткана из красных, зеленых и черных обложек, и Варя подумала: как же он вписывается. Оставить бы его тут.

– Только не говори, что ты все это читала. – Андрей глянул через плечо. – Иначе мне придется сгореть от стыда. А убирать пепел с ковра – так себе занятие.

– Дай-ка посчитать. Так-так. – С серьезным видом осмотрев набитые ряды, Варя ответила: – Из этих я читала, хм-м, семь.

– Так у тебя цундоку, – заявил Андрей.

– Ты хотел сказать – судоку?

– Да нет, первая «ц». Это такая штука, когда люди скупают книги, но не читают их. Не думай, кстати, что это плохо. Талеб в «Черном лебеде»… вон он у тебя, на третьей полке, в углу… так вот, Талеб пишет, что чем шире кругозор человека, тем больше у него непрочитанных книг. Цундоку – это совершенно нормально.

– А я думала, это редкость. Ну вот, получается, я не представляю научного интереса.

Варя хотела пошутить, но вышло как-то неудачно. Собственные слова царапнули по сердцу, и в голове прозвучал голос из прошлого: «Был бы рекорд. Представляете, рекорд!»

– Научного – вряд ли. Но мне… – Андрей запустил руку в тучу черных волос, где посверкивали молнии ранней седины, – мне ты очень интересна. Не как будущему ученому». – Он улыбнулся, и ее боль убежала далеко-далеко, как волна во время отлива…

Прикрыв глаза, чтобы лучше вглядеться в воспоминание, Варя откинулась на спинку кресла, но тотчас одумалась: отогнала и образ Андрея, и связанные с ним эмоции. Быстро, пока не вернулись соседи, запаковала подарок. Вышло вкривь и вкось, но Варя знала: Сара аккуратничать тоже не станет – разорвет бумагу одним рывком, скомкает и отбросит.