. На этом пути невозможно решить «сфинксову проблему» процесса познания, т. е. достоверности социогуманитарного знания.

Ю. Н. Давыдов правомерно ставит вопрос: «Где гарантия того, что «вчувствуясь» в душевную жизнь другого человека, я не подменяю самобытную жизнь его переживаний своими собственными?»[180] Поиск ответов на поставленный вопрос стимулировал развитие таких направлений в социологии, как феноменология, этнометодология, герменевтика, социолингвистика и др., а также использование качественных методов: семантического дифференциала, включенного наблюдения, проективных методик, вплоть до гипноза[181].

Но все это – новые подходы, методы и направления – появилось спустя несколько десятилетий, а в конце XIX в. в центре внимания оказались проблемы методологии. Науки о духе должны были решить следующую дилемму: или просто заимствовать имеющиеся методы естествознания; или создать собственную методологию и тем самым стать вровень с науками о природе, самоопределиться. Так возник исторический методологический спор, название которого во многих языках употребляется как калька с немецкого (без перевода) – Metodischenstreit (методишенстрайт). Одну из сторон представлял позитивизм во всех его вариантах: натурализм, механицизм, органицизм, объективизм и др.; вторую – неокантианство, главным образом баденской школы, и примыкавшие к нему, точнее солидаризирующиеся по общей цели и отдельным вопросам, В. Дильтей, Г. Зиммель, М. Вебер и др. Позитивизм формально выступал за «единство» и «универсальность» научных методов, на деле же, – редуцируя науки о духе к наукам и природе (социокультурные явления к физическим или биологическим), – отстаивал «методологический натурализм». Заметим, что в западной литературе к позитивизму часто однозначно относят и марксизм. Думается, что это некорректно, по крайней мере при обсуждении проблем методологии. Так, в 1867 г. в предисловии к первому тому «Капитала» К. Маркс писал: «При анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами. То и другое должна заменить сила абстракции»[182]. Эти слова показывают, что Маркс выступал против (или не считал возможным, даже если бы и было такое желание) заимствования методов естествознания; об этом же писал в одном из писем Энгельс, подчеркивая, что они с Марксом намеревались углубиться в историю культуры, чтобы снять момент преувеличения роли экономического фактора. Вместе с тем элементы объективизма, т. е. акцентирования внешних факторов в духе предетерминизма, можно усмотреть в следующем тезисе из «Святого семейства». «Дело не в том, – писали Маркс и Энгельс, – в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать»[183]. Однако это отдельная тема, которая ждет своего современного и «свободного от оценок» (времен «холодной войны») анализа и имманентной критики.


Отнесение к ценности: процедура и саморефлексия. Надо признать, что ни баденцы, ни Вебер не озаботились раскрытием процедурной стороны отнесения к ценности. В одной из поздних работ М. Вебер заметил с явным раздражением: «Невозможно все здесь повторять», – отсылая оппонентов к своим прежним высказываниям и к работам Г. Риккерта. Но все-таки добавил следующее пояснение: «Выражение «отнесение к ценности» подразумевает только философское истолкование того специфически научного «интереса», который руководит выбором и обработкой объекта эмпирического исследования»