Мало того, недавно являлась девица в голубом фартучке и постригла его, и опять Юрий потел, поскольку по случаю жаркого дня под кофточкой у этой блондинки не было того, что у женщин на этом месте быть должно. Этого самого… Бюстгальтера, в общем. (Юрий это слово с детства считал неприличным. А «лифчик» еще неприличней. И вообще, почему-то есть одежда, не имеющая приличных названий. Те же трусы. Или колготки. «Колготки» не столько, правда, неприличное, сколько глупое какое-то.)

– Понравилась она тебе? – спросил Крахоборов, когда парикмахерша вышла в ванную комнату помыть-почистить инструменты.

– Ничего, – сказал Юрий.

Тогда Крахоборов – в ванную. Вышел не скоро, минут через пять, с выражением на лице подтверждения своих мыслей относительно жизни.

Оказывается, он договорился, что парикмахерша придет в гости в десять вечера.

– Зачем? – спросил Юрий.

– Ты ей понравился.

– Иди ты.

– Не ругайся. Ты старший, я с тебя должен пример брать.

И вот Юрий напряженно смотрит телевизор, не понимая, что там показывают, и думает о блондинке.

Женщины у него не было лет семь.

Он и не нуждался. Он рассуждал так: что есть беда и неприятность для человека? Это когда нет, чего хочется, или утрачено, что было.

Ни с той, ни с другой стороны беды и неприятности для Юрия нет: утраченные женщины утрачены без сожаления, их толком и не бывало, а хотеться их – не хочется. Чем меньше хочется, тем вообще лучше. Без желаний нельзя, без желаний человек не человек. Но ты не распыляйся, ты выбери из многих желаний одно-два, и тебе будет хорошо. Юрий выбрал желания выпить вина, поспать и не в труд посидеть, собирая деньги с добрых людей. Эти желания выполнялись, чего ж еще?

Теперь же вот думай, тревожься… Надо было сразу этому придурку, братцу названому и незваному, сказать, что он, это самое… Он и не может уже, наверно. Семь лет, а то и больше, не шутка. Но не сказал. Постеснялся, что ли? Дурак…

Пришедши, блондинка стеснялась не меньше Юрия. Крахоборов помог Юрию раздвинуть диван, пожелал счастья и ушел в другую комнату. Блондинка выключила свет.

– Быстрей, что ль! – сказала она Юрию.

Юрий разделся, залез на диван.

Она легла рядом. Руки и ноги ее были холодны, грудь мягка. Притиснулась к плечу Юрия.

– Ну?

– Чего? – спросил Юрий.

– Х-хосподи! – прошипела блондинка. – Разлегся…

Проверила рукой интерес Юрия к себе и совсем рассердилась.

– Почему у тебя изо рта воняет так? – спросила.

– Зубы, – извинился Юрий. И тихо добавил:

– Ты полежи, а потом уходи. Не надо ничего.

– Ага! – отозвалась она. – За такие деньги! Придется отрабатывать, уродище ты мое.

Она стала отрабатывать деньги, которые – наверное, немалые! – дал ей Крахоборов, но зачем? кто его просил? что ему с этого? если б себе, а то… Блондинка-то ничего… Симпатичная… Юрий случайно коснулся рукой ее груди и отдернул руку. Но заставил себя осмелеть и уцепил за грудь, то есть взял ее, аккуратную, в горсть.

– Ну-ну, – одернула блондинка. – Еще синяки мне оставь. Что я мужу скажу? Вот мы уже и разогрелись, вот уже…

Что уже, Юрий и сам чувствовал. И, боясь, что это тут же исчезнет с непривычки, взгромоздился на блондинку, а та помогала, сочувствовала телом, хотя лицо воротила, сторонясь дыхания Юрия.

После ее ухода Юрию было так хорошо, что он даже хотел пойти поблагодарить своего благодетеля, названого братца. Но побоялся его обеспокоить и заснул с чувством благодарности, заснул легко и мягко.

Но средь ночи проснулся.

Сел, испуганно огляделся.

Долго ничего не мог понять и вспомнить.

Вспомнил.

Тихо собрался.

Надел темный костюм, немаркий, носки, какие поплоше, стал напяливать туфли, и тут появился Крахоборов, голый и мощный.