В конце X в. на Русь пришло христианство. Заключение брака до принятия христианства являлось частным и светским делом, а христианство превратило этот акт в таинство. Воровство в племенных обществах считалось вопросом, подлежащим разрешению между обидчиком и обиженным. Между тем ветхозаветная религия возвела «не укради» на пьедестал божественной заповеди. Церковь учила не проливать кровь, с появлением государства обычай кровной мести попал под законодательный запрет, но фактическое уничтожение кровной мести в феодальном обществе оставалось утопией.
В своем зарождении институт мести не имел никакого отношения к государству и праву. В его основе лежали общественные отношения первобытного строя. Возникновение и развитие кровной мести в истории человечества характеризуется как социальное, а не биологическое явление. М. Ф. Владимирский-Буданов писал: «Всякое право развивается из первоначальных инстинктов и природы чувств. Мстительность свойственна и животным».[175]
После нескольких тысячелетий существования кровная месть постепенно стала сдавать свои позиции. По мере развития производительных сил и обмена у всех народов ей на смену постепенно приходил выкуп. Лишение жизни, нанесение телесных повреждений, уничтожение имущества и различные межплеменные конфликты стали рассматриваться как причинение материального ущерба. Это вызвало появление композиций. П. Лафарг говорил: «Кровь с воцарения частной собственности не требует уже больше крови: она требует себе собственности. Вместо жизни за жизнь… стали требовать домашний скот, железо и золото».[176]
Кровная месть оставалась обычаем до тех пор, пока не потребовалось ее ограничить и отменить правом, а это стало возможным, когда вещи приобрели характер имущества, что позволило использовать их в качестве эквивалента нанесенного вреда и меры искупления.[177] Факты свидетельствуют о том, что оскорбление, ранение, лишение человека жизни предлагали частную расправу в течение определенного времени уже после того, как возникли государство и право. Следует согласиться с В. И. Сергеевичем, который отмечал: «Первоначально наказание имеет исключительно частный характер, наказывает не государство, а частное лицо, сам потерпевший или его родственники… Только с течением времени, по мере того, как государство крепнет и начинает принимать преступления на свой счет, оно само начинает облагать их наказаниями, и наказания приобретают публичный характер».[178]
Отмечая обязанность членов рода оказывать друг другу помощь и защиту, Ф. Энгельс писал, что писаная история «показывает нам одни лишь обломки этого обычая; римское государство сразу выступило на сцену как такая могущественная сила, что право защиты от нанесения зла перешло к нему.[179]
В доклассовом обществе и в период возникновения государства процесс становления уголовной ответственности носил противоречивый характер. Так, в Древнем Египте существовала каста воров. Все горожане должны были регистрироваться в особых списках, где указывались источники их существования; это касалось и воров. Был и старшина касты, у которого каждый вор находился на учете и которому сдавал все наворованное. Пострадавший подавал старшине список украденных у него вещей с указанием дня и часа их похищения. Таким образом, похищенные вещи легко можно было найти, и старшина касты воров возвращал их пострадавшему после уплаты им одной четверти их стоимости, что и составляло доход вора.