Ару перехватил мое запястье, словно ждал, что я не послушаю Эттвуда. Женщину и правда было жаль. Она не виновата в том, что попала в ловушку и теперь страдает. Но я опустила руки. Хоакину придется говорить.

Я была готова к тому, что он будет отпираться. То, что мужчина привел нас, чтобы спасти любовницу, не значит, что этот слабый и нервный человек согласится ради нее выдать тайны такого опасного человека, как Шендан. Но совесть у него оказалась на месте. Заламывая руки, Хоакин тихо заговорил:

– Не знаю я ничего. Ничего не знаю! Были у него какие-то дела здесь. Не тот я человек, чтобы мне докладывали. Подвал я снял у хозяйки на свое имя. Что здесь делал Шендан – знать не знаю! Прежде чем он отбыл в Инрешвар, просил прибрать здесь. Но я не предполагал, что уборка нужна магическая, и взял с собой Рису…

Трой Эттвуд покачал головой.

– И это спасло тебе жизнь.

Все взгляды обратились к нему. Эттвуд почесал татуировку на шее и провел пальцем в воздухе, над одной из линий заклинания:

– Этот контур должен был высосать магию и направить ее… куда-то. Если бы он зацепил слабого мага – это смерть от истощения. Твою женщину спасло только то, что она не обладает магическим ядром.

Хоакин стремительно побледнел и прошептал:

– Это была ловушка?

– Не думаю, – серьезно ответил Эттвуд. – Мне кажется, это просто кусок заклинания. Ненужный остаток.

Больше он ничего не стал говорить, но бросил на Ару многозначительный взгляд. Тот кивнул и выпустил мое запястье. Но теперь я не торопилась. Кусок заклинания стал казаться мне ядовитой змеей, и подступаться к ней стоило осторожно. На всякий случай я коснулась браслета и зачерпнула побольше силы. Нужно было уничтожить остаток заклинания одним ударом. Я использовала лед. Эта стихия мне полюбилась.

Голубые линии покрылись инеем, а затем с хрустом осыпались. Глаза женщины тут же закатились, а тело обмякло. Сначала я испугалась, но потом увидела, что бока Рисы слабо вздымаются. Хоакин упал на колени и прижал ее к себе. При этом он непрерывно бормотал благодарности.

Ару кивнул ему на прощание и первым вышел из подвала, натягивая капюшон. Я последовала за ним, на ходу делая то же самое. Ни один розовый волос не должен мелькнуть. Трой Эттвуд не отставал.

От дома мы тут же свернули в подворотню, и Эттвуд серьезно спросил:

– К вам или ко мне? Там, внизу, я кое о чем умолчал.

– К нам, – решительно ответил Ару, и я не смогла сдержать нервный смешок.

К нам… Будто мы живем вместе. Хотя в последнее время я и так оказывалась в комнате учителя слишком часто. Но то, что Эттвуд воспринимает нас как пару, как одно целое, было неожиданно приятно. Хоть кто-то готов признать нашу помолвку и наши чувства.

За пределами бедняцкого квартала мы избавились от плащей и наняли экипаж, который довез нас до дома. По дороге Эттвуд ничего не стал рассказывать, и они с Роем вели светскую беседу, обсуждая слухи и каких-то общих знакомых. Я быстро потеряла интерес к разговору и стала смотреть в окно. Перед моими глазами все еще стояла картина, которую мы застали в подвале. Но вспоминала я не искаженное страданием лицо женщины, а голубую загогулину, которая терзала ее. И не могла избавиться от стойкого ощущения, что это кусок того самого заклинания, которое Шендан оставлял во вратах, заставляя их снова открыться. Вот только – зачем?

Наконец, мы приехали и поднялись в комнату учителя. Стоило нам устроиться на диване, а Эттвуду занять кресло, как через окно в комнату ввалился Мерпус. Демон ткнулся мне в колени огненными носами, затем повернулся к Эттвуду и попросил:

– Пусу-пусу?