Маму показывают мне на большом экране. Она там сидит рядом с кроватью, в которой я лежу, и говорит очень ласковые вещи, а потом приходит еще один дяденька и что-то ей дает. Кажется, она совсем не хочет уходить оттуда. И даже кушать отказывается, хотя ей предлагают. Я очень-очень хочу открыть глаза, чтобы мамочку увидеть, просто изо всех сил хочу, и мне кажется, что-то начинает получаться.

– Ее прививали? – интересуется учитель по имени Сережа.

– Прививали, – кивает ему тетя Ира. – Сердце у нее не очень хорошо себя ведет, поэтому, когда очнется, менять будут, уже и вырастили.

Я не слушаю их, хотя слышу, конечно, а просто очень хочу мамочку обнять, как хотела Марфушу, потому что думала, что она меня вылизала, а оказалось, что нет, поэтому я могу маминой быть. Я теперь навсегда мамина, потому что она меня… она вылизала, но иначе, не языком, а душой. Мне так кажется, что мама меня душой вылизала, и я ее теперь.

– А малышка как? – спрашивает Марфушу тетя Ира.

– А смотрите, – улыбается та и тянется меня вылизать, только я передними руками закрываюсь и не разрешаю.

– Что такое? – удивляется тетя Ира.

– У меня мама есть, – объясняю я ей. – Меня больше никому нельзя вылизывать, только маме!

– Полагаю, это ответ, – улыбается она. – Ну тогда давай еще разок все вместе попробуем…

Тут я вдруг оказываюсь в тумане, затем опять звездочки появляются, и я чувствую, что лежу. Может быть, я домой вернулась? Ну туда, где мне показали, что мамочка плачет. Я открываю глаза, чтобы увидеть ее сквозь прозрачную крышку, и тянусь к ней. Наши взгляды встречаются, и вот теперь я всей собой маму чувствую. Стеклянная крышка куда-то девается, меня облепляет что-то, но мне все равно – я тянусь к самому близкому существу на свете.

Она сначала смотрит на меня так, как будто не верит, а потом протягивает руки. Мне почему-то очень сложно шевелиться, а я все равно вцепляюсь в нее и хочу ее вылизать, чтобы она не плакала. Ну слезки вылизать, потому что это мама! Я ощущаю ее совсем иначе, чем раньше, потому что сейчас знаю, вижу и чувствую – это мама!

– Мамочка! – почему-то хрипло говорю я. – Не бросай меня, мамочка! Я буду самой послушной… Самой…

Но она не дает мне договорить, потому что начинает целовать, прижимать к себе и опять плакать, теперь как-то совсем иначе. Она меня так бережно держит, а я будто купаюсь в ее ласке. Только это еще не все. Потому что мамочка чуть успокаивается, а потом делает что-то мне непонятное и вдруг начинает меня вылизывать. Это ни с чем не сравнимое ощущение, от которого очень тепло становится, потому что она же ради меня научилась, чтобы мне было теплее. Ну, наверное, хотя она же меня и так уже вылизала.

И от этого ощущения – ласки, нежности, маминой любви, а еще от шершавого язычка, я вдруг начинаю урчать. Даже сама от себя не ожидаю, но урчу так, как никогда в жизни. Это же значит, что все хорошо?

Маленькая моя, хорошая, потянулась ко мне, как будто приняла, а я целую ее, радуясь тому, что жива. Самое главное – она живая, дышащая, солнышко мое. Едва вспомнила о выданной мне щеточке и принялась Ксию ею гладить, как мне показали, а она… Она урчит! Будто моторчик маленький включился – урчит и улыбается, чудо мое.

– Ну вот и обрели друг друга, – произносит голос Ли, а потом он оказывается совсем рядом. – Ну что, примешь меня в папы? – спрашивает он ребенка.

– Папочка… – шепчет малышка, одной рукой потянувшись к нему.

– Малышка моя, – я не могу ее отпустить, просто прижав к себе, а она совсем будто и не возражает.

– Вот и хорошо, что так вышло, – мамин голос возникает будто из ниоткуда, а затем нас всех обнимают ее волшебные руки, и я тону в ее тепле, понимая, что теперь все будет хорошо.