Спустя час Максим уже был возле съемной квартиры Кристины и Вовы. Постучав, он в ответ услышал только матерные слова. Максим открыл дверь и вошел, его взору открылась неприятная картина: Вова сидел на полу в кухне с бутылкой водки в руках, вокруг царил полнейший беспорядок, сам же Вова был уже сильно пьян.

– Когда ты только успел нажраться?

– А ты кто такой, чтоб мне указывать, что делать, а ну пошел отсюда, – разозлился Вова и попытался встать, ему это не удалось.

– Господи, ты только посмотри на себя, ты же ничтожество, мразь! Мало того, что столько времени ты обижал Кристину, так еще и поступаешь как последний ублюдок, тогда когда ей нужен. Ты же отец этого бедного ребенка, как ты можешь просто взять и отвернуться от своей жены, – начал приходить в ярость Максим.

– Я тоже переживаю, и это мой способ справится со своей болью. Я не виноват в том, что она такая дура, сама поперлась куда то, дома ей, видите ли, не сиделось. Она во всем виновата, она хотела этого ребенка, и теперь я должен мучится из-за нее и жалеть ее? Да пошла она. Да пошел ты! – грозно заявил Вова, и шатаясь в разные стороны встал на ноги, попытался толкнуть Максима.

– А знаешь, это даже хорошо, что ты, наконец, показал свое истинное лицо. Ей будет лучше без тебя, и я клянусь, сделаю все, чтобы она больше не губила свою жизнь рядом с тобой.

Максим быстро вышел, ему было противно, и он еле сдерживался, чтоб не избить Вову до полусмерти. Вова не унимался и побежал за ним следом, стоило ему только тронуть Максима, как тот тут же впечатал ему кулаком в лицо.

Максим молча, взглянул еще раз на лежавшего на полу Вову и ушел.

Кристина пришла в себя ночью, когда возле нее никого не было. Минут пять она безжизненным взглядом осматривала все вокруг. Потом сознание ее начало проясняться и она начала ощущать физическую боль.

Болело все, от самого живота, где была прооперирована, до мелких царапин и ссадин. Она медленно начала ощупывать себя, при этом дыхание ее участилось, и она начала наполняться диким страхом и ужасом вся без остатка, как сосуд наполняется водой. Это чувство было подобно клаустрофобии и агорафобии одновременно. Кристина попыталась сесть, но боль была слишком свежей и сильной, так что при этом из нее вырвался звук, напоминающий рев животного. Прибежала медсестра Алена.

– Кристиночка, не вставай, лежи, ты еще совсем слаба, – начала укладывать ее в кровать Алена, – сейчас воды дам, вот попей.

– Где мой сын? – еле слышно спросила Кристина, медсестра только печально вздохнула, и, проигнорировав вопрос, сказала Кристине еще поспать. Кристина схватила Алену за руку и пристально посмотрела ей в глаза.

– Прошу, просто скажи, где он? Я должна увидеть его, – требовательно просила Кристина.

– Его тело в морге. Его разрешили забрать и похоронить как ребенка, хотя он считается плодом, так как погиб в утробе, но ваша мать была очень настойчива, и руководство больницы согласилось, – объясняла медсестра

– Стоп, заткнись. Не говори больше ни слова… Просто, отведи меня к нему, – с обезумевшими глазами требовала Кристина.

– Я не могу. Вам нельзя. Вы не можете, ваши травмы были очень серьезными, и операция была тяжелой, вообще то, вас еле спасли. Вам нужен покой, вставать еще нельзя, да и стресс противопоказан.

– Что? Стресс противопоказан? Что ты несешь? Не надо было вообще меня спасать, лучше бы я умерла, – наконец хватка Кристины ослабла и она расслабилась на кровати, отвернулась, а из глаз тихо потекли слезы.

– Ох, мне так жаль, но не говори так. Все наладится, ты еще будешь счастлива, но пока тебе надо выздороветь, – Алена быстро ввела в капельницу снотворное и взяла руку Кристины, слегка погладила. Этот жест еще больше помог Кристине осознать, что все реально, что все произошло на самом деле, что люди вокруг ей сочувствуют, и что терпеть это просто невыносимо, а потом она провалилась в сон.