Он задумался: изменится ли это когда-нибудь?

– Все равно нужно было оставить его тебе.

– Ну что случилось, то случилось. – Рид ясно дал понять своим тоном, что пора закрыть тему. – Теперь скажи мне, ты уже встретился со своим младшим барристером?

– Еще нет.

Для наиболее серьезных случаев было типично, чтобы обвиняемого защищали два барристера. Основной – зачастую королевский адвокат – и младший. Обоих обычно выбирал солиситор, и нередко выходило, что они не встречались друг с другом до того, как приняли дело. Не было ничего удивительного в том, что Майкл никогда не видел Дженни Дрейпер.

– Какая она? – спросил Майкл.

– Очень умная и работящая. – Рид почти ухмыльнулся, произнося эти слова.

– Идеальная комбинация, – улыбнулся Майкл. Мысли друга были для него как открытая книга. – Но это ничего не говорит мне о том, что она за человек.

– Привлекательная блондинка, – засмеялся Рид. – Так что смотри в оба.

Неожиданный поворот в разговоре вызвал у них хохот.

– Можешь мне этого не говорить, – наконец произнес сквозь смех Майкл. – Мне уже не двадцать!

– Ой, да ладно! – ответил Рид, даже не пытаясь говорить тише. – Ты точно так же вел себя и в тридцать. Сейчас было бы то же самое, не встреть ты Сару.

– Но я ее встретил, Дерек.

– Да, не повезло ей, бедняжке. – Рид снова понизил голос. – Но серьезно, Майкл. У Дженни Дрейпер репутация любительницы шелковых мантий.

До Майкла доходили похожие слухи. О том, что за плечами его нового младшего барристера осталось немало скандальных отношений с королевскими адвокатами, или «шелковыми мантиями», как их часто называли другие члены адвокатской братии за то, что их мантии были сделаны из шелка, а не из более грубого материала, как у обычных барристеров.

– Думаешь, она может заинтересоваться мной только по этой причине? – спросил Майкл, имитируя одновременно неведение и возмущение. – Ты меня обижаешь.

– Хватит дурачиться. – Рид не шутил. И хотел, чтобы в кои-то веки его слова были восприняты серьезно. – Просто будь с ней осторожен. Вот и все, что прошу.

– Дерек, я не собираюсь рисковать отношениями с Сарой. Уж точно не ради девушки, которую интересует только мое звание.

Майкл отодвинул тарелку и положил салфетку на стол.

– Забудь. Нас ждет кое-что поважнее: вон тот столик с десертами явно поставлен для тебя.

– Не нужно повторять мне это дважды, – ответил Рид и поднялся на ноги, не сводя глаз со стоящего в десяти метрах от них столика. – И то и другое.

Рассел Лонгман сидел, глядя в стену. Не мог сфокусировать взгляд ни на одном из заламинированных плакатов и бумажных постеров с медицинской информацией, покрывавших стены. Они висели так плотно, что едва ли можно было обнаружить и сантиметр белой краски.

Но для Рассела Лонгмана стены были все равно что пустыми. Его мысли витали в другом месте. Переполненные невыносимой смесью горя, стыда и страха. Горе было естественным. Стыд был вызван тем, что прошло несколько месяцев с тех пор, как он последний раз навещал отца. Несколько недель с тех пор, как они последний раз разговаривали. Страх пришел вместе с мыслью о том, что его ждет: он должен опознать изуродованный труп.

«Я не могу этого сделать». Тихий голос в голове Лонгмана словно доносился откуда-то извне. Откуда-то издалека. Поначалу он едва его различил, но с каждым повторением слова становились все громче.

«Я не могу этого сделать. Я не могу этого сделать».

Постепенно до него стал доходить смысл слов. Он прислушался. Согласился. Он не мог этого сделать. От него хотели слишком многого.

«Я не могу этого сделать!»

Рассел Лонгман не был сильным человеком. Он прекрасно знал, что это так, знал, что просто не способен на то, о чем его сейчас попросят. Потеря отца уже нанесла ему сокрушительный удар. А теперь он еще и должен смотреть на то, что с ним сделали? Своими глазами увидеть, чему подвергся отец?