Упражнения в энергии сдерживания необычайно важны и для развития энергии действия. Кто хочет совершить что-то определенное, тот должен все свои силы сконцентрировать на одной цели. Поэтому он должен решительно противостоять всем мешающим ему или распыляющим его силы раздражителям. Ему придется отказаться от многих радостей, многих притязаний, от какой бы то ни было болтовни, противопоставив своим собственным склонностям и интересам строжайший контроль. Множество богато одаренных людей с недюжинной энергией не добиваются в жизни ничего путного только потому, что им незнакома аскеза – сдержанность по отношению к своим переменчивым идеям, по отношению к тысячам желаний окружающих людей, распыляющих их силы. Тогда наша деятельность как активная работа воли очень скоро превращается в заурядную суету – пассивное следование всевозможным притязаниям и импульсам. В этом отношении большой город таит в себе большую опасность для развития воли, и только люди очень сильные в «сопротивлении соблазнам» в состоянии сохранить здесь энергию действия в полном масштабе. Чрезмерная жалость и общительность, честолюбие, суетность, постоянное желание рассеяться и всем угодить – все эти тенденции характера могут стать роковыми для развития воли у жителя большого города, если только он не осознает всей их опасности и не начнет по-настоящему тренировать в себе непоколебимую твердость по отношению ко все возрастающим притязаниям многочисленных знакомых, корпоративных объединений и прочей рутине большого города.

Правильно говорят, что все упражнения в укреплении силы воли ничего не стоят, если укрепленная воля не поставлена на службу высшим целям. Что проку в самой крепкой воле, если она направлена не на те цели, если она устремлена не на созидание, а на разрушение? Что толку в самом большом упорстве, если оно обращено на возведение «вавилонской башни»? Чтобы действительно сформировать волю, недостаточно того, чтобы энергия стала сильнее, подвижнее, точнее. Прежде всего нужно сделать так, чтобы воля очистилась в своих побуждениях, освободилась от связи с грубыми инстинктами и устремилась к возвышенным целям. Как раз мужская воля в своем натиске предрасположена к тому, чтобы разорвать связь с утонченными силами души, потому что кажется, будто от этого энергия становится свободнее и действеннее. А на самом деле воля, оторвавшаяся от высших сил, неизбежно становится добычей низших сил, теряя тем самым прочную власть над самой собой, пробуждая и в остальных все дикие и непредсказуемые силы. Сама по себе энергия без социальной культуры к тому же еще и неэкономна, потому что раскалывает силы, которым нужно действовать сообща.

Гёте во второй части «Фауста» показал трагизм той бесцеремонной кипучей энергии, которая, заключив союз с темными силами жизни, видит, что из-за этого дело всей ее собственной жизни поставлено под вопрос. Чтобы быть действительно творческой и созидательной, мужская воля должна заключить союз с вечно женственным началом – с тем провидческим сочувствием и той утонченной культурой совести, которые воплощены в идеале женщины.

Как некогда рыцарь-христианин готов был положить все силы на то, чтобы с мечом в руках отвоевать Святой Грааль, так и всякая деятельная воля должна решительно подчинить себя идеалу высшей любви. Только тогда наша воля отделится от грубых сил органической природы, а простая и грубая мужественность возвысится до рыцарства.

Но не говорил ли еще Гамлет, что совесть делает человека трусливым? А разве любовь не парализует мощь и решительность наших действий? Разве целенаправленная энергия не всегда идет рука об руку с бесцеремонностью?