– Да, но… да, – Морис начал и остановился.

– Вот именно, месье Жерар, вплоть до того, чтобы в конце 2013 года изъять и последний, случаем восстановленный экземпляр газеты!

– Это действительно загадочно, мадам Моруэн.

– Месье Жерар, в этой газете не было ни одной политической статьи экстремального характера. В ней все было банально, кроме…

– Той заметки?

– Да, да. Кроме заметки с опровержением сведений Мишеля Вернье об обнаружении подземного аномального объекта при строительстве станции метро в южной части 14-го арондисмена… Кстати, почему Вы сразу отвергли версию аномального характера?

Жерар передернулся.

– О призраках и тому подобном? Это уже не ко мне, а к профессору Можерини. У него целые труды о паранормальных явлениях.

Теперь уже передернулась мадам Моруэн, а Нэди опять воскликнула:

– О, прекратите, наконец, свое мучительное изыскание!

– Постойте! – заговорил Жерар, опять пытаясь нагнать бодрости. – Почему вы априори связываете утрату тех газет и пропажу этой. Те газеты были изъяты давно и никто о них уже ничего не помнит. А эту мог украсть… даже какой-нибудь студент, нашедший ее архивной редкостью, которую можно предложить любителям антиквариата. Или…

– Или что? Или кто? – продолжила мадам Моруэн.

– Или преподаватель, – закончил Морис иронично-кислым тоном.

– Дорогой месье Жерар! Вы самый частый гость в архивах Сорбонны. И до сих пор не замечали… Я понимаю: Вы ученый, историк и электронные средства наблюдения вряд ли могли Вас интересовать.

– Да, мадам Моруэн, я совершенно не интересовался этим.

– Так вот, когда Вы прикладываете карточку к сканеру и проходите через рамку в хранилище, то в компьютере фиксируется многое: параметры вашей личной карты с обозначением темы запроса для посещения хранилища, время входа и выхода из хранилища, тепловое излучение вашего тела, имеющее индивидуальные, «портретные» свойства…

От этих слов у Мориса в голове пронеслась посторонняя и не соответствующая напряженности момента мысль о том, что раз здесь так все пеленгуется, то его вольности в отношениях с мадам Нэди тоже могли попасть в чей-то фокус. «Тьфу, какая дурь лезет в голову!» – попытался он внутренне отогнать эти мысли. Но тут же другая мысль положила его на лопатки со словами: «Весь мир состоит из интриг и подозрений». Жерар устал. А Моруэн продолжала несгибаемым тоном:

– В каждый документ встраивается чип и из хранилища невозможно вынести даже клочок бумаги, ни спрятав под одеждой, ни в потайном кармане сумки. Мы знаем об этом и я не имела намерений проверять подшивки газет, тем более недавно перерегистрированных. Если бы не одно обстоятельство.

– Какое? – спросил Жерар.

– На пачке «Паризьен либере», в которую неделю назад я вложила свой марсельский экземпляр, я случайно увидела свежие пятна, напоминающие следы слюны.

Морис больше не мог анализировать. Нэди сидела абсолютно бледная.

– Утром того дня я принимала зачеты на факультете журналистики и Полетт была в архиве одна… Простите, дорогая Полетт, но теперь надо дорассказать доктору Жерару все подробности.

Жерар перевел взгляд на мадам Нэди. Лицо ее отражало целый клубок негативных эмоций.

– Честно говоря, я не понимаю, Анни, зачем Вы решили втянуть доктора Жерара в эту историю? Все это очень непонятно и неприятно… Самое большое желание, какое у меня сейчас есть – забыть скорее обо всех этих пропавших газетах и отодвинуть эти… мягко говоря, неприятные события в прошлое.

– Полетт, дорогая моя! – ответила Анни Моруэн. – Вы очень впечатлительны и воспринимаете нашу беседу слишком болезненно. Я обращаюсь к месье Жерару не как к частному детективу, а как к коллеге, историку. Я начала разговор просто с заметки курьезного содержания. Месье Жерар сам захотел узнать больше. Я сама была бы крайне рада что-то понять и успокоиться. И навсегда забыть. Кто же, как не историк, смог бы пролить свет на наши женские раздумья?