Шли годы… Кругом многое изменилось… Люди, жившие по соседству, уезжали, старели, умирали, появлялись новые лица. Лишь только лес и То Дерево стояли неизменно, убеждая меня, что так всегда было и, конечно же, будет всегда.

Но однажды я приехал в эти места, где каждый камень был мне знакóм и знàком и, приготовившись улыбнуться Тому Дереву,… не увидел его. Напрасно я всматривался в горы, покрытые лесом. Того Дерева не было… Я испытал то же самое, как если бы исчез, ушел, умер старый проверенный друг… Я по-настоящему ощутил утрату. И в этот момент я понял, что что-то в моей жизни закончилось, осталось навсегда в прошлом… То Дерево умерло уже окончательно, хоть и было мертво давно, давая, тем не менее, приют, корм и поддержку несметному числу существ – реальных и сказочных, как я догадываюсь… Так закончило свою жизнь То Дерево… Не так ли и мы живём ещё какое-то время в памяти людей после нашей кончины? Подаём кому-то поддержку, безмолвно приветствуя живущих, шлем надежду, улыбаясь с потускневших фотографий?

Но история на этом не заканчивается. Жизнь катилась, принося радости и круша на своем пути многое, что представлялось незыблемым. Я на долгие годы оставил те места. Часто мне приходила в голову мысль, что вообще мне больше никогда не удастся оказаться в тех краях. Но судьба сделала поворот и сложила мозаику событий самым невероятным образом – так, что я снова оказался на Мацесте… Тридцать с лишним лет пролетели почти незаметно. Приехав ранней весной и стоя в номере маленькой гостинички, я глядел на окрестные горы, покрытые лесом, пристально всматриваясь в плотную щётку деревьев… Был полный штиль, ясный солнечный южный весенний день… Ни один листок ни на одном дереве не шевелился. Я мысленно здоровался с лесом, напряженно вспоминая своего старого друга – То Дерево, которое я помнил во всех деталях, как и наши ежегодные встречи и расставания. Конечно же, от него не осталось и пыли, но оно возродилось в неизменном лесе. Взгляд продолжал скользить по кронам деревьев и по округлым формам гор. И вот на вершине самой близкой горы среди застывшего неподвижного леса одно дерево вдруг принялась раскачиваться, как во время бури… Это длилось несколько минут… Лес узнал, принял и приветствовал меня… Я понял, что То Дерево нашло способ приветствовать старого знакомого, который, всё-таки, сумел вернуться и мысленно прикоснуться даже к тому, чего уже нет, чего может и не было. Мир нашел способ дать мне знать, что я услышан, замечен и, что самое невероятное, неуловимое, несказанное, а может – и несуществующее, встретилось со мной в реальном мире и подало мне реальный знак, ещё раз показав, что этот Мир – непостижим, прекрасен и, возможно, даже милосерден…

«В доме Отца моего много обителей есть», – произнесла моя прабабушка и посмотрела на меня так, что я помню этот взгляд спустя более полувека… Эту строку из Писания она повторяла ещё не раз потом, и при этом её голос и взгляд были столь же значительны и серьёзны, и в них сквозила такая незыблемая твёрдость, какую трудно было представить в обыденной жизни… Сейчас я даже не могу вспомнить, по каким поводам прабабушка говорила эту фразу, однако, загадочная весомость этой строки осталась у меня на всю жизнь, и мне довелось не раз вспомнить её в самых разных обстоятельствах…

…Головная боль незаметно начиналась с утра и часто так усиливалась к вечеру, что я не мог пошевелиться, несмотря на принятый анальгин… Лишь поздно вечером, когда наступала прохлада и боль постепенно отпускала меня, я, лёжа на раскладушке под деревом, начинал всматриваться в ночное небо. Вспоминая фантастику, которую я к тому времени успел прочитать, я с удовольствием достраивал те далёкие космические миры, выдуманные литераторами. Мысленно я пытался вообразить обитаемые планеты, населённые необычайными разумными существами… Часто при этом я вспоминал сказанную прабабушкой цитату, которая отнюдь не противоречила научно-фантастическим новинкам ХХ века…