– Что произошло? – спросила, безуспешно пытаясь встать.

– Ты потеряла контроль над собой. Выпей это. – И она протянула мне глиняную кружку с каким-то отваром. Его запах был мерзок, а вид не внушал доверия. Вкуса же я не почувствовала, так как неосознанно выпила всё до дна. Постепенно голова перестала кружиться, и я смогла встать на ноги.

– Вот и молодец, – сказала она мне, улыбаясь и ставя кружку в раковину. – Этот отвар поможет тебе, пока ты не найдешь в себе покой.

– Покой? Как? – я была полна негодования, голос предательски дрожал.

– Ты должна его найти, иначе погибнешь от всех этих переживаний, что кипят в тебе. Отправься куда-нибудь в отпуск, посети новые места, сходи на пару свиданий, попробуй наладить свою личную жизнь – обрати свой взор на что-то новое. Ты меня поняла?

– Да, – шёпотом произнесла я.

– Вот и хорошо, а теперь иди. Тебе нужно отдохнуть и набраться сил. – Ведьма сунула мне в руки несколько пакетиков с травами.

– Хорошо, я благодарна вам за помощь и советы.

Постепенно душа наполнилась умиротворением, видимо, чай продолжал действовать.

Я встала со стула, на который мне до этого удалось благополучно сесть, надела пальто и вышла из дома ведьмы. Всё было как во сне.

По пути домой просто шла и наслаждалась ночью. Мне не хотелось ни о чем думать, в глубине души было слишком больно оттого, что не могла порой себя контролировать, но ведьмин отвар продолжал своё успокаивающее действие. Придя домой, переоделась, приняла теплый душ, сделала чай с травами и улеглась спать. Оставалось надеяться, что температура, поднявшаяся за столь короткий срок, спадёт. Ночью мне приснился всё тот же сон: меня окружали толпы людей, тянущих ко мне свои руки с мольбой в глазах и со странными словами на губах. Сколько бы я ни пыталась отбиться от них или сбежать, у меня ничего не получалось, и вот меня схватил в свои объятия какой-то мужчина, похожий на лесника – большой, мускулистый и невероятно волосатый. Он держал меня так сильно в своих объятиях, что в какой-то момент я начала понимать – он сливается со мной словно под давлением извне. Мне стало страшно, перед глазами стали всплывать какие-то размытые образы, а тело начало колоть тысячами иголок. С каждой секундой боль становилась всё сильнее, сводя меня сума.

Проснулась я от собственного крика. Первое, что увидела, как только открыла глаза, размытый образ Геры, но я не обратила на это никакого внимания. Встала с кровати и отправилась в ванную комнату, там померила температуру и была приятно удивлена – та стала нормальной, но это не объясняло моего кошмара.

– Как же я устала от этой непрекращающейся борьбы во сне и наяву… – пожаловалась я своему отражению в зеркале.

Вернувшись в спальню, снова легла в кровать, и на этот раз уснула довольно быстро, и больше никакие кошмары не мучили. День начинался как самый обычный выходной.

Поздним вечером Аргус сидел в одной из комнат своего поместья и размышлял. На всех четырёх окнах висели бежевые атласные занавески и белая кружевная тюль. Кожаное кресло, персидский ковёр, камин и зеркало – всё в стиле рококо – в последнее время были его частыми собеседниками. Столько всего произошло… всё это должно быть проанализировано, всё нуждалось в понимании, как поступать дальше. К чему это может привести? Как ни странно, но эта почти полупустая комната притягивала к себе и расслабляла. Светлые обои, высокие потолки, огромные окна – всё, что находилось в этой комнате, не считая кресла, ковра и зеркала, стоявшего у стены недалеко от камина.

Правда, в этот вечер компанию ему составляла ещё и бутылка коньяка, нескромно расположившаяся рядом. Сегодня он устроился на полу у кресла, наблюдая за тем, как догорает огонь. Поднося стакан к губам, Аргус посмотрел на себя в зеркало. «Уже не восемнадцать», – подумал он, глядя на своё отражение. Прошло пять лет с той самой ночи, что изменила всю его жизнь. От веселья в карих глазах не осталось и следа; улыбка стала скорее инструментом, чем показателем хорошего настроения, а тёмные и не́когда длинные волосы были коротко подстрижены. Главное, что осталось неизменным, – его статность – пожалуй, это было единственным, за что Аргус благодарен своему отцу.