Второе, Он невероятно чистый, и такой чистоты нет на земле, и эта чистота тебя как бы просвещает всего, как рентгеном. Иными словами, ты вдруг понимаешь, что тебе ничего не скрыть и не спрятать. Он знает не просто каждый твой шаг, а каждую мысль. И вот в этом чистом свете ты видишь всего себя и все свои земные дела за всю свою жизнь, и понимаешь, что ты никуда не годишься. И третье, ты вдруг понимаешь, что несмотря на все твои ошибки, Он-то к тебе все равно хорошо относится, и даже более того, Он тебя любит больше чем твоя родная мать. И вот здесь наступает казус, потому что ты понимаешь, что твоя жизнь и его чистота просто несовместимы, и даже при всём Его и твоём желании быть вместе, между тобой и Им есть эта непреодолимая стена зла, и ты не можешь вот такой, какой ты есть, быть с Ним, таким чистым и сияющим. И это, пожалуй, самое страшное из того, что я пережил. Потому что ты к Нему хочешь, а не можешь из-за всей этой житейской грязи, которая к тебе прилипла.

Данилин снова остановился и задумался.

Петр чуть подождал, а затем осторожно спросил:

– А чем закончилось-то?

Подполковник глубоко вздохнул:

– Закончилось тем, что Он мне сказал, что моё время ещё не настало, и мне нужно вернуться обратно и подумать над всем, что я увидел, и рассказать об этом другим. Ну, я и вернулся обратно в тело, хотя, если быть точным, то не я вернулся, а меня вернули. Как будто за рученьки подхватили и снова в тело впихнули. Причем очень быстро. …Такая вот история, Петр Иванович.

Данилин встал, подошёл к окну, оперся на подоконник и задумчиво уставился куда-то вдаль, глядя на осенние серые облака.

На следующий день Андрей хотел показать записку Джонни, но того не оказалось на завтраке, и к кому бы он ни обращался, никто так и не рассказал ему, где он был.

Марка, через которого можно было бы передать письмо Лере тоже не оказалось, и поэтому Строгину ничего не оставалось делать, как позавтракать и отправиться на новое место работы.

Это была ещё одна огромная каюта, и её состояние было ещё хуже, чем у предыдущей.

На обеде мулата снова не было, но был Марк, поэтому Андрей подошёл к нему после обеда и попросил передать письмо для Леры, и заодно спросил его про Джонни.

Марк ответил, что Джонни потребовался в другом месте, и поэтому пока что он будет там. Потом он взял письмо и ушёл.

Андрей отправился на место работы, но не успел взять в свои руки металлическую щетку для очистки краски, как в каюту вошли три человека в такой же форме, как и у Джонни, и подойдя к парню, в грубой форме потребовали, чтобы он последовал за ними.

Он пошёл, не понимая, что происходит, и через минуту они вошли в другую каюту, где уже находился Марк, который сидел, сложа руки на груди и обиженно глядя в пол.

Один из трёх сопровождавших его мужчин взял в свои руки письмо, показал его Андрею, чуть ли не ткнув им ему в лицо, и почти криком спросил его на английском:

– Что это ты себе позволяешь, парень? Кому это письмо?

– Моей сестре, – ответил Андрей спокойно. – Она работает на кухне вместе с Долли.

Спрашивающий посмотрел злым взглядом прямо ему в глаза, но видимо не увидел там того, что ожидал, поэтому он несколько сбавил свой напор и уже спокойней спросил:

– Ты что не знаешь, что это запрещено?

Марк видимо решил вступиться за парня и сказал:

– Я тебе сказал, Джим. Здесь не о чем беспокоиться.

– Тихо! – крикнул Джим, и глядя на Андрея, приказал: – Отвечай!

Андрей пожал плечами и так же спокойно, ни на секунду не теряя самообладания, сказал, собрав весь свой английский арсенал:

– Она очень маленькая. Я её большой брат. Ей нужны мои письма.