Через несколько недель Люба заплатила первый взнос за «однушку», и въехала в собственную квартиру одной из первых. У нее везде были то, что тогда называлось свои люди, и она смогла сразу же приобрести мебель, которую большинство жителей города покупали по многолетней записи или тоже по блату. Отпраздновав новоселье, она взяла дачный участок, быстро построила дом и сарай, привезла туда самогонный аппарат. Все мужики, имевшие садоводство, да и из соседней деревни тоже не могли дождаться субботы, когда она приезжала к себе на дачу. Ее природная способность возделывать землю, быстро принесла свои плоды. Овощи и фрукты, выращенные на ее участке, отличались не только вкусом, но даже формой и цветом. «Сам черт ей, наверное, подсобляет,– шептались между собой соседи, но в лицо ей сказать это боялись и приторно улыбались при встрече, а многие за бутылку готовы были перекопать ей весь участок или помочь в чем-нибудь другом. Через несколько лет ее, как передового ударника труда, избрали в профком. При распределении машин, Любу внесли в список, и она купила «Запорожец». Решив, что больше не стоит рисковать, она подала заявление об уходе.
–Ну, что же вы, Люба?– удивился начальник автопарка,– какая муха вас укусила. Ведь у вас всегда тютелька в тютельку. Сколько раз проверяли, да и мне с вами спокойно работать. Просто образцовая бензоколонка, а вы образцовый работник. Хотел вас к медали представить.
–Спасибо на добром слове, Василий Иванович,– потупившись, скромным голосом произнесла Люба,– устала я с утра до ночи в бензине купаться, хочу за руль сесть, Я уже и на права сдала. Может, меня на работу шофером возьмете?
–Возьму, конечно,– мотнул головой начальник,– не пьющие шофера в дефиците. Пиши заявление, я подпишу. У тебя есть кто-нибудь на примете на твое место?
–Есть,– обрадовалась Люба,– приятельница моя Галина, она револьверщицей работает. Она прямо спит и видит себя на бензоколонке.
–Там не поспишь,– усмехнулся Василий Иванович,– можно проснуться уже на скамье подсудимых.
–Я ей все объясню,– успокоила его Люба,– так сказать: передам эстафету из рук в руки.
–Ну и ладушки,– улыбнулся начальник, подписывая ее заявление,– тащи бумагу в отдел кадров, а приятельницу свою пришли ко мне.
Казалось, что Любина жизнь наладилась. Теперь она могла вздохнуть полной грудью. Ее уважали, с ней считалось начальство, и даже шоферня никогда при ней не материлась. Несколько мужчин пытались свататься к ней, но она боялась прописывать к себе мужчину, зная, что в случае развода, половина имущества, нажитого таким тяжким трудом, отойдет к бывшему мужу. Она встречалась с женатым, многодетным человеком, который ни за что на свете не хотел уйти из семьи. Но ее эти, не слишком частые встречи, вполне устраивали, тем более что в летнее время у нее совсем не было свободного времени. Она продавала фрукты и овощи, гнала самогон, подвозила пассажиров. Люба любила и ценила каждую копейку, собирала деньги, и время от времени пересчитывала их. И в этот момент ее душу наполнял покой и уверенность в сегодняшнем дне и в сытой старости.
Она была одна из немногих, кто мог из-под полы купить цветной японский телевизор, и, хотя было не много программ, с удовольствием их переключала, удобно устроившись в шикарном югославском кресле. У нее вся мебель была импортной, как у секретаря райкома, и она никого не приглашала к себе в гости, чтобы не завидовали, а главное, чтобы не прислали сотрудника из отдела борьбы с расхищением социалистической собственности или из прокуратуры.
Единственный во всем доме телефон был установлен только в ее квартире, словно она была каким-то большим номенклатурным работником. Она очень гордилась этим, никогда и никому не разрешала по нему говорить, прекрасно понимая, что только пусти один раз, потом отбоя не будет, и, если кто-то из соседей серьезно заболевал, сама вызывала скорую помощь. Ей звонили редко, и звонок, прозвучавший почти в полночь, ее удивил и, внутренне сжавшись, словно предчувствуя беду, она осторожно подняла трубку, прижала ее к уху и нервно выдохнула: