– Ух, ух, – произнёс ей вслед Самсон, покачивая головой. – Ничего, через день-другой сама прибежишь. Но какой зад у девки, какой зад!

Весь следующий день (пятницу) Алла держалась с Самсоном подчёркнуто строго. Если он требовал принести какие-то документы, она приносила. Клала бумаги на стол и, спросив: «Что-нибудь ещё нужно?» – уходила. Самсон понимал ситуацию, и терпеливо выжидал. «Неделю ты выдержишь, – думал он. – Ну, две. Хотя две для тебя слишком много: желание раньше согнёт тебя в бараний рог. Конечно, ты попробуешь усмирить его с Денисом. Но хватит ли у него после больницы сил? Да и ты не дашь себе в постели полную свободу, как со мной. Побоишься от него услышать: „Где ты такого набралась?“ Поэтому не строй себе воздушных замков. И не валяй дурака, девочка, а приходи скорей: всё равно никуда от меня не денешься. А твоего мужа мы ещё поманéжим в больнице».

В воскресенье Алла опять поехала к Денису. «Скоро ли ты выпишешься?» – первым делом спросила она. Муж хмуро ответил: «Не знаю».

В пятницу врач ему сказала, что у него тяжёлая форма дизентерии, такой якобы результат получен в лаборатории. «Какая дизентерия? – возмутился Денис. – У меня же нет никаких проявлений». – «У вас дизентерия». – «Может, лаборанты ошиблись?» – «Может, не может. Нам лучше знать, – пробурчала врач. – Лечить вас будем».

Алла видела, что муж недоволен, не хочет ничего говорить, кроме того, что выписывать его пока не хотят.

Она и сама была огорчена. И не только потому, что Дениса долго томят в инфекционном отделении, но и по другой причине. На днях у неё должны бы начаться месячные, однако ни вчера, ни сегодня не начались. Поэтому и не знала, что делать: то ли плакать, то ли радоваться. Правда, вечером всё же не выдержала. «Ура-а-а! – торжествовала она. – Я не больна-а-я-я!» Она и засыпала с мечтательной улыбкой на губах, прикидывая, когда о своей радости сказать Денису.

У Дениса тоже были две причины хмуриться. Вторая – напускная, чтобы скрыть переполнявшую его радость. Первый раз в жизни он влюбился и, как считал, всерьёз. Влюбился в медсестру инфекционного отделения. А вчера провёл с ней незабываемый вечер.

Денис, чтобы не сильно тосковать в больнице, попросил жену принести ему гитару. И в этот же день очаровал своим пением и больных, и медперсонал. Медсестра Юля, заступившая на дежурство в ночь, уже знала, что у них появился молодой обаятельный гитарист; успела выяснить, что никакой он не больной, но… велено молчать. И в этот же вечер познакомилась с ним. А уже в субботу, когда снова заступила на ночное дежурство, пригласила Дениса в тесную комнатку с одним табуретом и кушеткой, обитой чёрным дерматином. Денис пришёл с гитарой, о чём попросила его Юля.

– Какие песни вы любите? – спросил он.

– Под гитару я всё люблю.

Сначала Денис спел две туристические песни, какие обычно поют у костра. Но, видя с каким неподдельным интересом слушает его красавица-медсестра, осмелел.

– А сейчас я исполню песню-ноктюрн «В узких улочках Риги». Песня, правда, не новая, но мне очень нравится. – Взяв аккорд, он запел: «Но-о-чью-у-у, в узких улочках Ри-и-ги-и…»

Юля стояла напротив Дениса, скрестив руки на груди. Стройная, выше среднего роста, полногрудая. Золотистые волосы волнами спускались с плеч, удивительной красоты светло-зелёные глаза, прямой носик, небольшие полненькие губки. Денис успел обратить на неё внимание при первом знакомстве.

Закончив петь, он ласкающим взглядом посмотрел на молодую медсестру. Нежно-белым цветом лица она напоминала ему жену, но формами тела походила на Викторию, старшую сестру Аллы. Кстати, и разрезом глаз и роскошью волос они тоже роднились. «Посмотреть бы на неё голенькую», – помечтал Денис: всё-таки он страдал без женской ласки.