Когда двери квартиры закрылись, и отец годовалой малышки остался с дочерью один, первым делом Андрей разбудил телефонным звонком свою мать и, рассказав ей о случившемся, попросил приехать рано утром с молочной смесью для Кати. Мария Антоновна успокоила сына, пообещав оказать ему всю необходимую в заботе о грудном ребёнке помощь, после чего мужчина вернулся с Катей в спальню и кое-как сумел уложить её спать.

«Она не запомнит», – повторял про себя, словно исцеляющую мантру, Андрей, наблюдая за беспокойно спящей в колыбели дочерью. – «Она ничего не запомнит».

Утром, когда Мария Антоновна приехала к сыну, чтобы взять на себя материнскую заботу о Катеньке, Андрей с ужасом заметил в зеркале, что постарел за одну ночь лет на десять, в то время как доставленная полицейскими в психиатрическую лечебницу Марина Воронцова была признана невменяемой и помещена на бессрочное принудительное лечение.

Следующие девять лет Катя провела под чутким присмотром бабушки, которая готовила и кормила внучку, гуляла с ней в лесу и обучила чтению и письму. Андрей, в свою очередь, баловал дочь разными подарками и проводил с ней все выходные, прежде чем судьба нанесла девочке новый удар.

Работая таксистом, Андрей однажды заснул за рулём и разбился насмерть, а Мария Антоновна не пережила постигший её после утраты сына обширный инфаркт. Так, Катя оказалась в детском доме, поскольку её дядя Дима отказался взять племянницу под опеку, сославшись работникам социальной службы на наличие у него на иждивении двух собственных несовершеннолетних детей.

После помещения накануне в женскую исправительную колонию общего режима, раздавленная вынесенным ей приговором Марьяна не могла поверить тому, что суд встал на защиту её мужа, которого она случайно убила при самообороне, и разлучил её с Соней, передав трёхлетнюю девочку под опеку Виктора Георгиевича.

«Пятнадцать лет», – сокрушённо думала Марьяна, понуро сидя за одним из обеденных столов в тюремной столовой.

Женщина даже не притронулась к своей еде в сером подносе из нержавейки с шестью отделениями, заполненными столовыми приборами, стаканом воды, парой кусков хлеба, зелёным яблоком, а также успевшим остыть овощным супом и политой грибным соусом гречкой с молотым куриным фаршем.

Соседние стулья за массивным цельнометаллическим столом весом не менее центнера, который можно было сдвинуть лишь усилиями нескольких человек, были пусты, поскольку заключённые за столом Марьяны уже успели пообедать и покинули столовую, равно как и большая часть осуждённых женщин. Холодный свет встроенных в высокий потолок ламп бесцеремонно проникал в каждый уголок выкрашенного белым помещения площадью в несколько сотен квадратных метров и резал Марьяне с непривычки глаза, невольно заставляя женщину ощущать себя выбежавшим из леса на проезжую дорогу посреди ночи оленем, ослеплённым ярким светом автомобильных фар.

На выходе из столовой стояли две крепкого телосложения женщины-охранника, которые равнодушно взирали на остававшихся в помещении заключённых и терпеливо ждали, пока те закончат свою трапезу и покинут столовую. В помещении помимо охранников и Марьяны находилось ещё около дюжины разного возраста заключённых женщин, одетых в одинаковую тюремную робу, которая обезличивала своих и без того лишённых макияжа и украшений хозяек.

Женщины с аппетитом доедали свой обед, держались расслабленно и о чём-то шутили, словно находились не в замкнутых стенах исправительного учреждения, а на летнем пикнике, в дружной компании обсуждающих последние новости подруг. Настоящие же новости бесстрастно демонстрировал висящий на одной из стен столовой телевизор, призванный внести в лишённое окон помещение хоть какой-то уют и напомнить обедающим заключённым о том, что за пределами тюрьмы их ждёт свободная жизнь законопослушных граждан, которыми они некогда были и вновь смогут стать, отсидев положенный срок.