Ему хотелось познакомиться со мной. Он сказал, что он хозяин дома и что моя мама его кормит молоком и конфетами. А ещё он сказал, что если я буду «плохая девочка», то он будет меня держать за ноги и не даст ходить по дому и играть. Тогда я первый раз в жизни испугалась. Я хотела спросить, что это значит «быть плохой девочкой», но «хозяин дома» не любил отвечать на вопросы детей.

Потом бабушка сказала: «опять домовой расшалился, Мариша, насыпь ему конфет» (Маришей бабушка называла мою маму). Тогда я догадалась, что «домовой» это и есть «хозяин дома». Но какой же он хозяин, если выходит только тогда, когда темно, и даже не умеет разговаривать со взрослыми людьми? Мне стало смешно и я стала смеяться и шевелить пальцами рук, изображая как домовой ходит, перебирая своими маленькими ножками. Мне хотелось рассказать о смешном домовом маме, но я еще не знала всех нужных слов. «Иж ты, смешливая» – сказала бабушка, – «и игрушки то ей не нужны, своими пальчиками играет. И нянькать ее не надо, сама себя смешит».

Потом я научилась ходить и даже бегать и прыгать, говорить и петь песенки. И осталось совсем немного до того времени, когда я стану уже совсем большой девочкой.

Про арфу круглую как голова льва

Однажды я лежала в кроватке, днём, и никак не могла уснуть. Я смотрела на лучик солнца и сильно щурилась, мне хотелось, чтобы прямо сейчас прилетела светлая птица с человеческим голосом и неуловимым лицом и дала послушать музыку с неба. Мне было немного грустно, потому что музыки с неба я уже давно не слушала, а музыка на земле, среди людей была не такой красивой и слишком громкой.

И вдруг я её увидела, да, сначала я её увидела – арфу круглую, как голова льва. А потом стала слышна её музыка. Музыка была почти такая же как та, которую приносили светлые птицы, она переливалась нежными и в то же время звонкими звуками и казалось, что никогда не закончится. У арфы были две длинные палки, торчащие из круглого тела и много-много струн – тонких звонких и спокойных потолще. Я никак не могла понять, как же на ней играют, мне казалось, что она играет сама на себе. Арфа плыла на луче солнца и была почти прозрачной, как светлая птица. Не доходя до пола, в который упирался солнечный луч, преломленный квадратным стеклом открытой форточки, арфа остановилась. Солнечный свет вокруг ее круглого золотистого тела двигался и был похож на белые и желтые локоны, придавая арфе еще большее сходство с головой льва. «Арфа-грива», – подумала я: «так я буду тебя называть». И потянулась ручками к арфе. Та как будто в ответ стала играть громче и звонче.

– Ты можешь сделать так, чтобы музыка арфы играла долго. Сделай так, это нужно для другой девочки. Очень нужно.

– Где ты? Я тебя не вижу, – я сильно сощурила глаза, чтобы рассмотреть светлую птицу, но она была настолько прозрачной, что свет солнечного луча пронизывал её как горстку пылинок.

– Какая ты неприметная! Не улетай, скажи, как мне играть на «арфе-гриве»?

Птица что-то стала говорить, но её слова переплетались со звуками арфы, это было очень красиво, но непонятно. Я сильно вслушивалась, а звуки музыки уносили меня куда-то очень далеко, кажется, к самому солнцу.

Вдруг стало очень светло, я зажмурила глаза и… уснула.

Про другую девочку

Больше эта неприметная светлая птица ко мне не прилетала, но других птиц я видела, а иногда даже слышала. Мне было интересно их сравнить с птицами, у которых есть клюв – воробьями, синицами, голубями, даже с большой серой вороной. Это как сравнивать комочек ваты со снежинкой. Мы в садике из комочков ваты делали снег и украшали этим «снегом» синие куски картона. Когда я смотрела на свою работу мне даже казалось, что там и правда снег – белый, пушистый, холодный. Но кусок ваты в ладошке становился грязным и липким и противно прилипал к пальцам, когда я старалась его приклеить к картону. А снежинки… они красивые и прозрачные. И никогда не лежат на ладонях, растворяются, как будто их и не было мигом раньше. Но мне все равно нравилось рассматривать непрозрачных птиц. Я старалась в них рассмотреть тех, светлых с человеческими голосами и неуловимыми лицами. Мне очень хотелось, чтобы они не становились прозрачными и неприметными. Но я откуда-то знала, что так нужно и что скоро я забуду их внешность, как забыли уже многие дети, как забыли все взрослые…