Они остались. "Не волнуйтесь, дети,
Ну кто нам дачу будет поливать?
А в восемнадцатой квартире тетя Маша!
Ну кто ей, дети, будет помогать?
И в камуфляже мальчики-соседи
Идут свой город с автоматом защищать
Их бабушка на остановке крестит
"Храни вас, детки, божья мать!"
Да что вы знаете?!
Как простыни мы рвали?
На складах уже не было бинтов.
Как в магазинах резко пусто стало,
Блокадой зажимали нас в кольцо.
Фанерой окна забивали от осколков
И АЗС в мешках с песком стоят
Там танки заправляют только-
Рефреном там – "ХРАНИ ВАС БОЖЬЯ МАТЬ"…
Да что вы знаете?!
Эта неудобная правда, некомфортная и никто не хотел оправдывать свое бессилие и свое равнодушие. Донбасс оставался один, Донбасс, который бросался на помощь – где-то наводнение и шахтеры перечисляли свои, тяжело заработанные, деньги для помощи, ехали восстанавливать после землетрясения дома, своими сильными руками и добрым сердцем всегда готовы были прийти на помощь.
Глава 7. Когда в дом пришла война.
Все уезжали от войны, кто как мог и куда мог. Старший сын выехал в Крым, увозил своих детей от войны. Младший уехал в Чехию, муж уехал тоже… Она осталась одна в своем дорогом сердцу доме. Страха в ее сердце не было.
Утром в 4-20 начинались обстрелы города из «Градов»… Самый сладкий сон. Двадцать ракет за двадцать секунд … Только взглядом можно провожать эти знаки смерти. И знаешь, что не успеешь добежать до бомбоубежища, что можешь только видеть из окна вспышки взрывов, черные клубы дым, огненные вихри и молить Бога, чтобы выжили те, кто попал под обстрел. Ежедневная утренняя чашка кофе, еще оставался запас ранее купленного, окно с пейзажем войны не разрушало ее сознание, а укрепляло мысль -«если я здесь, значит еще я нужна кому-то». Жизнь продолжалась в таком сюрреализме, что порой казалось вот проснусь и все быстро закончится. Как ночной кошмар. Не закончится. Будет Саур-Могила. Стратегическая высота, за которую насмерть бились несколько дней. Мамы на коленях день и ночь стояли в храмах пока их двадцатилетние мальчики сражались насмерть. Их слезы видел Бог, но и он был бессилен. Будет Иловайский котел. Зимний снег будет черным и кровавым, а синее небо закроют тучи черного дыма от горящих домов и машин. Будет котел Дебальцевский. Будут слезы, будет смерть, будут молодые мамы в черных косынках с потухшими глазами, пожилые женщины в черном, в этот цвет одет город…в цвет горя, печали и скорби. Этот город миллиона роз и чистого голубого неба, этот город, окруженный степями и божественным запахом травы летом. И если вдруг где -то вы видели плачущую женщину, рядом с ней ее окружали проходившие мимо люди и утешали, как свою родную дочь, сестру, мать… Горе было общим, оно проникло в каждый дом, оно было в сердцах тех, кто успел уехать и в сердцах тех, кто остался. Мы все стали родными. Мы были Донецкие, Луганские, Горловские. Мы были сильные, смелые и мы знали, что мы победим! Да, мы и не сидели без дела. Делились с соседями какими- то запасами, лекарствами, утешали, как могли, более слабых. Когда в город эвакуировали дебальцевских – их город был разрушен до основания, разрушили его потому, что это был самый крупный железнодорожный узел, был декабрь. Людей привезли в том, в чем они успели выскочить из горящих домов. Она организовала сбор одежды, обуви и посуды для беженцев из Дебальцево. Привозила в общежития, записывала, что кому нужно и ехала дальше. Еще рядом жила многодетная семья – десять приемных детей, которым было особенно тяжело, не было пособий, продуктов, денег. Она в социальных сетях размещала посты с просьбой о помощи с адресом и люди привозили и приносили кто что мог. Тогда еще мы выживали, как могли. С помощью друг друга. Это называлось взаимовыручка, а у нас это просто звучало «надо!». Жизнь в войне несет с собой новые ценности. Ценным становится каждый прожитый день, утро – бесценное счастье, что ты проснулся. Дорогие дома оставались брошенными, в многоэтажных по вечерам горел свет в трех- четырех квартирах. Многие машины попадали под обстрелы и ездили с рваными ранами на капоте, на дверях, но они ездили и заправлялись на АЗС обложенных мешками с песком. Окна торговых центров были забиты листами фанеры, а окна жилых домов украсили белые полосы бумаги крест-накрест…как в 1942, 43… На воротах домов было написано- «здесь живет два человека», чтобы не тратили напрасно время на поиски живых после попадания ракет. По центральным улицам в сторону аэропорта мчались танки. Их пропускал, как пропускают скорую помощь.