Все это я говорила так, будто впервые слышу о намерении Денника жениться на Дарине.

– Ты думаешь? Но почему? Ведь он не обращал на меня внимания раньше.

– Ну и что? Теперь обратил. Он хороший человек. Но ты поступай как знаешь, как сердце подсказывает.

Она села на лавку и закрыла лицо руками.

– Я не знаю, что мне делать. Хочу и боюсь!

– Чего?

– Да всего!

– Ты просто страшишься перемен. Поверь мне, все складывается, как никогда, удачно. Выйдешь замуж, родишь детей – это же и есть то самое женское счастье, о котором ты так давно мечтала.

При этих словах лицо Дарины осветила блаженная улыбка, а у меня на душе заскребли кошки.

– Знаешь, Люси, я, наверное, соглашусь стать женой Деника.

Через две недели сыграли свадьбу. Было очень весело. Гуляли в замке, и это было невероятно почетно для замужества простой селянки. Как только Дарина ответила Деннику согласием, я поговорила с дедом, и он щедро одарил молодых. Наняли много рабочих, и в деревне им уже достраивали новый дом, купили скотину. Дедушка ценил смелость, преданность Денника и уважал скромность, исполнительность Дарины, поэтому не поскупился. Эта его черта мне очень нравилась – щедрость к тем, кто доказал свою надежность и верность нашему роду. Сам же господарь на празднике отсутствовал, чтобы не развеять ненароком слухи о своей гибели.

На свадьбе я испытывала двойственные чувства. Во-первых, конечно, радость за Дарину. Мне всегда казалось, что она создана именно для семейного очага. В ней накопилось столько любви и тепла, что было просто необходимо подарить их кому-то: мужу, детям, внукам. И вот наконец она получила возможность исполнить свое предназначение. Дарина была буквально окрыленной.

Ну, о втором чувстве несложно догадаться. Меня мучила зависть к простому семейному счастью, честным, открытым отношениям. Ведь я уже никогда не пойду к алтарю, не поклянусь перед Богом в вечной любви и верности своему мужу, не пройду таинства первой брачной ночи, в общем, никогда не буду такой, как Дарина на свадьбе. Удивительно, какое большое значение я придавала тогда совсем не тем вещам, каким стоило. А хуже всего было то, что с уходом Дарины из замка я потеряю единственную подругу и в перспективе мне не с кем будет общаться.

Валадией теперь управлял Раду, дедушка скрывался в замке, Курт постоянно был в разъездах, целиком взяв на себя обязанность следить за тайным союзом венцерцев и тарков, а Карл с легионерами вновь поселился в охотничьем домике. Я видела кузена на свадьбе. Он ничего не ел и пил поразительно много сливянки. При всем этом его опьянение казалось мне весьма наигранным. Я станцевала с ним два танца, тщетно пытаясь сглотнуть ком в горле – так была взбудоражена, вновь сбита с толку его близостью. Карл чувствовал это, и его взгляд говорил мне о том, что он готов уединиться со мной, если я только захочу, но не решается сделать шаг первым, зная, что не имеет на меня никаких прав. Он постоянно был рядом и старался как-то слегка и незаметно коснуться меня: то придержать за талию рукой, то заправить растрепавшиеся в танце волосы за ушко. Мне были очень приятны эти прикосновения, томительно режущие меня, словно кинжалы. Тело таяло от малейшего контакта с ним, я не могла даже ровно дышать. Но было и какое-то внутреннее понимание того, что мне ни в коем случае нельзя идти на поводу у страсти. Ведь стоит мне еще хоть раз оказаться в его объятьях, эта связь уволочет нас лавиной в пропасть и погубит.

Параллельно мучениям, связанным с кузеном, я волновалась о Курте. Наши последние несколько разговоров не выходили у меня из головы. Что-то переменилось. Я скучала по нему, думала о нем. В груди словно кинжал ворочался оттого, что он далеко. И все эти его расспросы… И то, как я отстранилась от него, испугавшись вдруг нахлынувших чувств… Я впервые в жизни тогда стала думать о нем, как о мужчине.