Крючков не придал моему замечанию никакого значения, он думал о своем.

– Когда я пришел домой и сказал, что убийца Голубевой оправдан, мама отвернулась от меня и весь вечер не разговаривала. А знаешь почему?

– Почему?

– Да потому что Тамара Вахтанговна, оказывается, тридцать один год назад помогла мне на свет появиться. Она тогда акушеркой работала, а потом, через много-много лет, стала главврачом горовского роддома. Вот такие дела.

– Да, ситуация… – сказала я, думая о том, откуда Крючков знает, чего именно и сколько я хлебнула в жизни. Я никогда ему не рассказывала о трагической гибели своих родителей.

– В общем, вчера я понял, что бывают случаи, когда надо ориентироваться не на писаные законы, а на то, что является высшей справедливостью. И раз так, то мне больше в адвокатуре делать нечего. Там столько грязи…

– И ты решил податься в ассенизаторы? – усмехнулась я.

– Не в ассенизаторы, а в сантехники, – поправил протрезвевший Евгений. – Ты скоро поймешь, что такой выбор оправдан. Дело в том, что Степанов был как раз слесарем-сантехником.

– Ах вот в чем дело…

– Да, в этом. Обращаясь к присяжным, я спросил, конечно, риторически, мечтал ли кто-нибудь из них в детстве стать слесарем-сантехником. И сам же ответил за всех – никто, потому что данная профессия, пожалуй, самая непрестижная. Но в жизни любого человека бывают моменты, когда он ждет сантехника, как бога… Тамара Голубева тоже его ждала, поэтому открыла дверь незнакомцу. И была убита. Затем пришел слесарь из ЖЭКа, увидел труп и вызвал милицию. Степанов, убеждал я присяжных, выполнил свой гражданский долг и стал подозреваемым номер один, хотя против него не нашлось ни одной прямой улики. К слову сказать, деньги, драгоценности, старинные иконы пропали бесследно. Зато у Степанова был мотив явиться в квартиру Голубевой – заявка хозяйки, зафиксированная диспетчером ЖЭКа в журнале. Так неужели мы будем судить Степанова за то, что он выбрал профессию сантехника и первым оказался на месте преступления? – закатив глаза к потолку, Крючков процитировал свою речь в суде.

– Женя, а с чего ты вдруг взял, что все-таки именно сантехник замочил… ой, прости, убил Голубеву?

– Я на днях ездил по делам в областной центр и встретил там Степанова. Знаешь где? – Крючков так интригующе пристально смотрел на меня, что я растерялась и не смогла выдать ни одного предположения. – На заправке. Я шел от кассы к своей машине, а он заправлял свою «десятку» на соседнем терминале.

– Ну и что тут особенного? Вот если бы ты его застукал в ломбарде, куда он сдавал похищенное…

– Полина, ну как ты не понимаешь? Михаил раньше был гол как сокол, а теперь у него машина появилась. Да и вообще, он выглядел уже совсем по-другому, не так, как раньше. А прошло только три года.

– А как он раньше выглядел?

– Собственно, как слесарь, ремонтирующий унитазы и смывные бачки. – Заметив недоумение на моем лице, Женька пояснил: – Для двадцатитрехлетнего парня это было ненормально. У него даже приличной одежды не имелось! И его такая жизнь вполне устраивала.

– Так уж и не было? – удивилась я.

– Представь себе! Накануне суда соседка по коммуналке, по моей просьбе, пыталась у Мишки в комнате приличную одежду найти, но ничего, кроме рваных джинсов и растянутого, изъеденного молью свитера, там ничего не оказалось. Я по своему опыту знаю – подсудимых тоже встречают по одежке. Так что мне пришлось Мишке старый отцовский костюм презентовать, чтобы присяжные хоть какой-то симпатией к нему прониклись.

– Да, тяжелый случай.

– Парень он был одинокий, жил в коммуналке, стирать ему робу было некому, вот Мишка и занашивал всю свою одежду до совершенно непотребного вида. А тут смотрю – выглядит Степанов вполне цивильно. Нет, конечно, костюм был не самый дорогой, к тому же рубашка неподходящего цвета и случайный галстук, но на нем был костюм, а не вонючая роба.