Выходные Каровский отдавал семье. Ему было важно провести время со своей маленькой стаей. Вместе с тем, он никогда не зависел от семьи по-настоящему, поскольку вообще ни от кого по-настоящему не зависел. Ева не сразу приняла свободолюбивый характером своего мужа. Как и любой жене, нацеленной на поддержание домашнего очага, её вначале настораживало слишком вольное общение Сатира с другими женщинами. Она видела, как от его флирта загораются их глаза, как они летят к нему, словно дикие птицы на зрелые гроздья садовых ягод. Со временем она поняла, что её муж всегда был и будет таким – стремительным, влюбчивым, душевно щедрым… Осознав это, она приняла решение стать для него тылом, незаметно направляя его неуёмность в полезное для семьи и общества русло. Сатир не был верен Еве, но он боготворил её за терпение, мудрость и женственность, которые, по его мнению, должны отличать всякую хорошую жену от посредственной.

Ева не только давала мужу своевременные советы, но постепенно училась у него более лёгкому отношению к жизни, большей открытости и уверенности в грядущем дне. Подруги не раз говорили ей о том, что видели Казимира в компании разных женщин то в том кафе, то в этом. Ева смеялась и говорила об изменах мужа как о погоде или о курсе валют, на которые она никак не может влиять. За это Сатир и ценил свою Еву, пришедшую к нему в период глубокого разочарования отношениями с прекрасным полом. Все женщины до неё пытались его переделать – хотели, чтобы он стал предсказуемым, верным, послушным и зависимым от их любви. И он уходил от них, ускользал от их тревожной опеки, вырывался на просторы неуёмных мужских желаний и фантазий. В глубине души Каровский всегда знал, что принадлежит не одной, а всем окружавшим его женщинам.

Часто Сатира видели в театре. Среди актёров у него завелось много знакомых. Люди играющие нравились ему своим талантом легко поддаваться воле художественного образа. В школе и университете Сатир тоже пробовал играть и даже хотел перевестись с архитектурного отделения на театральное, но вовремя понял, что той быстроты переключения из одного состояния в другое, той эмоциональной амплитуды, позволяющей брать зрителя в плен на полтора-два часа, у него нет. Со временем ему стала больше импонировать профессия режиссёра, в которой он, невзирая на деловую занятость, всё ещё не терял надежды реализоваться.

6.

– Ты какой-то задумчивый сегодня, – сказала голая Деметрия, лёжа рядом с Сатиром на большом надувном матрасе посреди просторной комнаты, оформленной в скандинавском стиле.

– Правда? Наверное, я что-то упускаю в жизни…

– В смысле?

– Мне бы хотелось заниматься не только проектировкой зданий.

– А чем ещё? Давай, говори, мне интересно!

– Как думаешь, из меня бы мог получиться режиссёр?

– Что, фильмы хочешь снимать?

– Только не художественные.

– А какие? Документальные чти ли?

– Не совсем…

– Неужели те самые?

– Да.

– Ха-ха…Ты это серьёзно?

– Пока не знаю, но думаю, что попробовать стоит.

– У тебя же хороший бизнес, жена, дети… Зачем тебе так рисковать?

– Хочется выйти за рамки, хочется разнообразия…

– Открыл бы тогда бордель под вывеской массажного салона или хаммама.

– Меня всегда интересовало визуально искусство, понимаешь? Обычный секс я и так получаю. Хочется сделать что-то по-настоящему художественное, эксклюзивное…

– Но порно теперь так много… Как ты собираешься завоёвывать рынок?

– Представь себе фильмы Марка Дорселя… Так вот, я хочу снимать также красиво, но только не про средний класс, а про вымышленных героев.

– Ролевое порно?

– Да, что-то похожее… Мне кажется, что есть довольно большая группа людей, которые хотят видеть художественный секс. Этим людям важна атмосфера, декорации, необычное поведение актёров, красивые диалоги… Такое порно снимали в прошлом веке, но никто, кажется, не поднялся в нём до уровня искусства. А я хочу подняться. Хочу, чтобы обнажённое, вожделеющее тело стало не просто объектом для мастурбации, но и полноценным художественным образом. Одним словом, я хочу синтезировать условно низкое с условно высоким, чтобы получить адекватное искусство нашего времени – искусство без стыда и ханжества.