Дойдя до Большой дороги, я на неё не вышел и удалился восвояси.
Ел шиповник. Сознавал его полезность, но из-за исключительной невкусности оставил это занятие. Больше ничего съедобного не обнаружил.
Постепенно температура воздуха понижается. Начали одеваться. Стали менее походить на южноафриканское племя, приблизились к североамериканским индейцам.
Бродят слухи, что завезли фильм «Берегите мужчин». Очень актуальная вещь, судя по названию. Теперь бы его ещё посмотреть.
Температура падает. Многие вслух сожалеют, что не запаслись огненной водой.
Достали музыкальные инструменты, звучат псевдомузыкальные пассажи.
Поздний вечер.
Стемнело.
Понижается не только температура воздуха, но и температура тела. Вокруг ходят эскимосы и эвенки.
Ожидавшихся комаров нет, очевидно, улетели в жаркие страны. Небо постепенно окрашивается ультрамарином, и лишь на западе, осталась бледно-розовая полоска.
Попытки завести генератор оканчиваются постоянными неудачами.
Наиболее активные члены племени играют в «слона», менее активные столпились у генератора и дают ценные советы, наименее активный пишет этот дневник.
Совсем стемнело.
Начали жалобно петь.
В темном царстве – ни одного луча.
Ночь.
Пишу при свете костра.
Жутко звёздная ночь.
Падают метеориты – спешу загадывать желания: покушать, покурить, ну и – стать генералом. Эх, зря много загадал, что-то может и не сбыться.
Первопроходцы собрались у костра. Огонь из темноты выхватывает только лица. Все голодны и торжественны.
Слушаем флойдовскую «Стену», «Отель Калифорния» и что-то из АC/DС.
Фантастическое небо.
Добровольский и Большая Медведица.
Где созвездие Лебедь?
Хвала Юрию Шпанову, оживившему-таки генератор.
Глубокая ночь.
Фильм не досмотрел. Во-первых, скучный, во-вторых, звук еле слышен, а сурдоперевода нет.
Холод. Что ещё надеть?
Куда сунуть очки? Да, котелок – надежное место.
Сотня спит.
Раннее утро.
Ночь прошла – словно прошла боль. Спал одетый: в две пары шерстяных носок, два казенных одеяла (с пугающими иероглифами на бирке в углу), шинель. Из-под груды тряпья бледным пятном виднелся лишь мой кроткий лик. Очевидно, постепенно он становился всё прозрачней и белее, ибо, очнувшись в 4 утра, я не ощутил на лице своём нос. И хоть я не гоголевский майор Ковалёв, а лишь курсант, т.е. бесправное существо подлого сословия, однако и мне безносому ходить не с руки. Да и на чем удерживаться очкам?
Отогревал свой павловский профиль всем организмом. Спас, но, проснувшись, не смог уснуть, а от сознания собственной беспомощности (одеть-то больше нечего) мерз ещё больше.
Аганин в дозоре. Спички, звездное небо и моё отношение к этому в 4 утра.
Серёга Мартин (ещё один Витязь) и напугавшая его ночная зловещая птица (верно, пеликан или дятел). Его высказывание о палатке, как о холодильнике; им снаружи, по ощущениям, – теплее.
Не лечь ли завтра снаружи?
А Кинстинтин сказал, что это была «смерть среди айсбергов», а не ночь.
Поднимать начали в 06.45.
Трактористов нет. Хорошо это или плохо?
Последствие ледниковой ночи – раскалывается голова. Радостная, дезертирская мысль: неужели простыл?
Кажется, день опять будет жаркий, пока же греемся у костра.
Выдали свежевыкованные ведра.
Время второго завтрака.
На трудовую вахту заступили в 10.30.
Толпа обнаженных (по пояс) новоиспеченных аграриев с непременными, но, как правило, пустыми фляжками на талии и самоуверенными улыбками на устах выслушала скорбную весть о том, что тракторист, наконец, протрезвел и начал функционировать.
Народ двинулся в поле. Работа закипела. Всюду снуют юноши, их бледно-загорелые тела эффектно смотрятся на фоне чернозема.