Губы дрожали от перенапряжения.

– Почему вы не можете все поехать со мной? – прошептала, – с Озом сепарация от вас прошла легко, но от него я сепарироваться не могу – он сам научил меня всегда опираться на него, а я, даже открывая себе дверь, теперь чувствую себя дурой, которая всё делает неправильно! Этот вечер без него был отвратительным, мам. Я будто оторвала от себя кусок сердца и выбросила, когда проезжала тот портал.

– Всё будет хорошо, Ая. Это нормально. Менять привычную обстановку бывает так страшно, что ты сама себе накручиваешь, а после, через какое-то время, когда успокоишься, ты поймешь правильно ли ты делала, или нет. И сожалеть о том, что сделала, всегда лучше, чем горевать о том, что не рискнула, – она, казалось, заряжала меня своим вдохновением, – мы всегда поможем тебе, солнышко. Мы рядом, даже на таком расстоянии. Я всегда с тобой, где бы ты не была и что бы ты не делала. Я тебя люблю больше всех на свете, поддержу всё, что бы ты не решила, и помогу, только скажи мне. А ещё я уверена, что ты справишься с тем, что выбрала, если захочешь, – она улыбалась, – мысленно обнимаю тебя так крепко, насколько могу.

Я хмыкнула.

– Так, что трещат кости? – спросила у неё.

– Ещё сильнее, – прошептала мама, – уже поздно даже для Соголды, поэтому как хорошая мать я должна напомнить тебе о правильном сне. Расскажешь, какая комната у тебя сейчас? Я смогу проводить тебя до своей завтра или позже, у меня там есть пара тайников в стене, которые тебе точно пригодятся или просто понравятся.

Я проглотила ком слёз.

– Тогда сделаем это завтра, потому что я и правда хочу спать, – пролепетала, – спасибо, мам. И спокойной ночи. Я очень ценю всё, что ты сказала.

– Позови управляющую, пусть она даст тебе успокоительного, – посоветовала мама, – так будет лучше спаться и утро будет приятнее.

– Ладно, – солгала ей, – люблю тебя.

И услышала чмок её воздушного поцелуя в ответ. Нажала на красный круг сброса вызова и зарылась лицом в уже мокрую подушку.

«Грегори, ты же с ним? Пусть он возьмёт трубку! Я… почему он меня игнорирует?» – отправила адресату.

Экран перед глазами расплывался. Темнота окружала одну подсвечиваемою точку в этой комнате – меня.

Снова звонок Озу. Ну глупость же! Уведомление! Сердце сделало прыжок со скалы!

Грегори Джеральд-Ормега запретил вам отправку сообщений.

Лицо стянуло вниз. Ш-что?! Он меня заблокировал?! Какого чёрта… я…

Пальцы пробежали по клавиатуре для Оза: «Напомни мне, что я сделала Грегори, что он меня заблочил? Это так странно. Мне казалось, что я была той единственной, кто его поддержал тогда с Фреей, разве нет? Спроси у него, пожалуйста. И, Оз. Передай папе, что он поступает, как козёл, потому что бросил маму одну. А он прекрасно знает, что она этого терпеть не может! А ты… когда захочешь со мной говорить, позвони мне, прошу тебя. Я очень скучаю. Я… не могу без тебя, мне и сейчас плохо, больно и тревожно. Я просто хочу поговорить с тобой, обсудить всё и… просто услышать, как ты ругаешься. Мне так плохо без тебя. Я без тебя никто. Ты за эти месяцы стал для меня всем, Оз-зи. Мы же навсегда… позвоню тебе утром, а лучше напишу, чтобы не будить. Перезвони, я отброшу от себя все дела и отвечу тебе в любое время. А сейчас… спокойной ночи, котик. Я люблю тебя, насколько это возможно. Буквально бесконечно».

Стало немного легче. Словно поговорила с ним, и плевать, что он молчал, а я писала одним сообщением. Прочитал. И вышел из чата через минуту, заставив меня отбросить телефон и зажмуриться.

А после аж сесть от того, как внутри живота, груди и головы что-то сдавилось в один тяжёлый ком, смешавший боль и режущую меня изнутри апатию в одно упавшее куда-то в пятки чувство. Оно не позволяло разогнуться больше минуты, пока я пыталась дышать и хоть немного думать… узы! Это были они! Я чувствовала что-то подобное, только в формате злости на поле! Сейчас оно было тяжелее, противнее и будто темнее по эмоциям, поэтому, когда всё резко отпустило, я упала на кровать спиной, сделала глубокий вздох и… отключилась, резко попав куда-то в темноту.