Хочу пояснить, зачем я описываю случившееся со мной так детально. В первую очередь, конечно, для того, чтобы если когда-нибудь кто-то прочтёт эти строчки, они поняли бы что каждое слово здесь правда, а не плод взбесившегося воображения беременной мамаши. Но еще и для того, чтобы самой не забыть о том, что со мной случилось, и, что я сделала. А меня почему-то непрестанно преследует мысль, что я могу забыть всё это. Забыть кто я. Не знаю, почему.
Я начинала записывать всё это как дневник, и только много позже поняла, насколько ценными могут оказаться те данные, что мне известны о них.
Я пропущу те долгие и неизменно похожие описания того, сколько раз в последствии до рождения ребенка, мне доводилось видеть тех людей. Иногда одного, а иногда их было несколько. Не сразу я поняла, что все их попытки были направлены не на то, чтобы напугать меня, но на то, чтобы повредить мою психику. Они желали, чтобы я избавилась от ребенка. Сама.
Я пыталась общаться с ними, в реальности и в своих кошмарных снах, где они меня преследовали. С помощью мыслей или слов. Хотела, точнее сказать пыталась выяснить, что же им нужно от моего не рождённого дитя, но не получала ответа. Однако мне было ясно, что повлиять на меня напрямую они не в силах, а значит, я должна беречь своё сознание от психических травм, дабы не повредить его окончательно. Чтобы не позволить им достичь своей цели.
Когда мой маленький ангелочек появился на свет, я видела их всех. Видела их изуродованные лица, столпившиеся над моим содрогающемся от схваток телом. Укутанные в свои твидовые пиджаки, они смотрели на меня, не скрывая гнева и негодования и беззвучно обсуждали что-то. О, как же я боялась в те долгие часы за своё дитя. Пыталась отогнать их от себя, и от него, размахивая руками. Кричала, что есть мочи, чтобы они покинули меня и моего сына. Оставили одних в той тесной больничной палате больше похожей на каморку уборщика, пока та бессердечная тварь – акушерка копошилась в моих внутренностях, обеспечивая малышу благоприятное появление на свет.
На какое-то время после рождения сына они исчезли. Точнее сказать я так считала, что они исчезли, но потом стала замечать странности в своём поведении. Те, которые ни случались раньше, и я поняла, что заблуждалась. Никто меня не оставлял. Они лишь сменили тактику и теперь каким-то образом проникали глубоко в моё сознание, туда, где я не могла их контролировать. Где я не могла на них повлиять.
Помню однажды какое-то время спустя, я вышла из дома для того, чтобы развесить постиранное белье, а когда вернулась, обнаружила, что ребёнка нет в доме. Страх был настолько велик, что я даже не обратила внимания на то, что подвешенные над кроватью игрушки, которые он любил цеплять ручками шевелятся так, как если бы кто-то игрался с ними. Всё это показалось мне не важным, потому что я ощутила ту силу, которая завладевает сознанием любой матери – предчувствием беды. Ему не было и года. Как мог он выбраться из кроватки самостоятельно? Эти мысли даже не пришли мне в голову.
Я кинулась из дома, совершенно не сознавая, что мой мальчик никак не мог покинуть двор. Помню, что бежала по улицам и кричала что-то тем прохожим, что попадались на моём пути, а достигнув моста, зачем-то собрала в охапку камни и с таким отчаянием скинула их в реку, что, казалось, сердце моё вот-вот разорвётся. Как только камни упали в воду, иллюзия пропала, и я смогла увидеть одного из них. Он стоял на мосту, прямо на перилах и смотрел туда, куда я только что выбросила те булыжники. В полной растерянности я пыталась осознать, как оказалась на мосту и зачем скинула в воду камни. Следом за этими гнетущими мыслями пришло понимание, что я, повинуясь чей-то бредовой воле, оставила своего малыша совсем одного. А осознав это, побежала обратно в дом. Я нашла его там же, где и оставила, в своей кроватке. Он лежал, улюлюкая и играясь с вращающимися самолетиками, что висели над его головой.