– Не знаю, что сказать, – пробормотала я, выключая экран. – Птица залетела. Я вошла за ней, и, наверное, разбудила всех. Простите.

Пётр Сергеевич потер виски и скрипнул зубами, пока я затаила дыхание. Я не могла потерять эту работу. Она оплачивала мою убогую квартиру, а та была лишь на ступень выше жизни на улице или просьб к Косте пустить меня на его диван. А я знала, что Костя вытворяет на своем диване… регулярно.

– Позвони всем сегодняшним клиентам и извинись, – проворчал Пётр Сергеевич. – И ни слова о птице. – Он произнес каждое слово медленно, будто считал меня глухой или сумасшедшей. Я и сама не была уверена, что это не так.

– Да, Пётр Сергеевич.

Он ткнул в меня ручкой.

– Скажи, что у тебя был ПМС или что-то в этом роде. И перенеси на другой день сегодняшних клиентов.

Я подавила желание выхватить ручку и засунуть ему в нос. Вместо этого я натянула самую фальшивую улыбку и повторила:

– Да, Пётр Сергеевич, – чуть не добавив салют.

Утро я провела, успокаивая раздраженных богачей и обещая им десятипроцентную скидку на исследование сна. Не то чтобы им это было нужно. Тот, кто может выложить сто двадцать пять тысяч рублей за ночь, явно не нуждается в скидках.

Мысль о неоплаченных счетах помогла мне пережить следующие несколько часов, но я справилась и ушла домой на три часа позже обычного.

Ворон всё ещё был там, когда я вернулась. Не знаю, почему я думала, что он исчезнет. Он смотрел на меня своими бусинками-глазами, пока я снимала пальто.

– Прости, птица, забыла про корм. Это, между прочим, твоя вина. Не было времени заскочить в зоомагазин, пока я разгребала бардак, который устроили ты и твой хозяин. Завтра куплю.

Ворон встряхнул перья и повернулся ко мне спиной.

Ну и пожалуйста!

Он выглядел как обычная птица. Может, немного надменная, если это слово вообще применимо к птицам.

Я точно схожу с ума. Он не надменный. Просто птица, и всё. Не вестник конца света и уж точно не источник загадочных оргазмов. Я схватила булочку из кухни, отломила кусок и сунула в клетку. Ворон выхватил его и проглотил, снова повернувшись ко мне спиной. Наглый тип.

Я бросила пару ломтиков просроченного сыра на остаток булочки, съела и, скинув одежду, натянула старую заношенную ночнушку. Упав на кровать, я чувствовала себя выжатой, но сон не шел. Ирония моей бессонницы никогда не ускользала от меня, учитывая мою работу. Мне бы самой не помешало исследование сна, но я никогда не смогла бы позволить себе такую цену. Хотя оно мне и не нужно. Бессонница есть бессонница. Никакой тайны. Наконец я почувствовала, как сознание мутнеет, и первые нити сна начали окутывать меня. Я отдалась им, позволяя себе погрузиться…

Я снова была в клинике сна, но края моего зрения были размыты. Кровати в камере были пусты, но принтер в комнате наблюдения сходил с ума. Сердце колотилось, пока я пыталась понять, что происходит. Снаружи орал Пётр Сергеевич, колотя в дверь, чтобы я впустила его. Но я не могла его впустить – тогда он узнал бы, что я не справляюсь с работой. А потом в камере закружились красные конверты со штампами. Я ничего не могла сделать. Я была за односторонним стеклом, а я не могла пройти мимо Петра Сергеевича. Сердце бешено стучало, и я ничего не могла остановить. Я пыталась дышать, пока конверты превращались в чёрные перья, медленно кружащиеся в воздухе.

Он появился снова, но на этот раз смотрел прямо на зеркало. Он знал, что оно одностороннее, и смотрел на меня так, будто стекла не было.

Внезапно я успокоилась. Паника отступила, пока я смотрела на него. Я не могла отвести глаз. Его волосы колыхались, словно под водой, хотя он на земле. Теперь я лучше видела его грудь и татуировки. Они переместились с прошлого раза. Я потянулась к нему, но пальцы коснулись стекла камеры сна. Момент покоя исчез, и я снова задыхалась.