— Кем?

— Если бы я знала, Ник. Но я видела эту девушку только на его многочисленных рисунках. Целые альбомы, посвящённые лишь ей одной. И когда я увидела их, меня вдруг придавило плитой осознания — меня тупо используют, считая всего лишь легкодоступной дурой, которая за шорами собственного самомнения не видит ни зги. Жалкая влюблённая Марта, которая готова была пойти на всё, чтобы заслужить хотя бы толику искренних чувств от своего идола, а по факту меня всего лишь изваляли в грязи. Тогда я ревела несколько дней белугой и хотела, чтобы Аммо сдох самой страшной смертью, а сейчас я ему благодарна. Он смог показать мне, что в этом мире по-настоящему важно.

— И что же?

— Совесть.

Тогда-то я и поняла, что каждый в этом мире способен исправиться сам. И неважно, ходишь ли ты при этом в церковь или нет. Потому что совесть — она вне системы. Между богом и человеком не нужны посредники, чтобы не превратиться в бесчестную мразь.

Да и вообще, верить надо не в бога. Верить надо прежде всего в себя!

Скажите мне, кто ближе к Всевышнему: моя конченая мать, которая несколько раз на неделе обивает пороги храма или Марта Максимовская, которая смогла перешагнуть свою гордыню? Вопрос из разряда риторических...

Я в этом так уж точно убедилась, когда совершенно неожиданно для собственной расшатанной и расстрелянной в упор психики, встретила в стенах вуза тень своего прошлого — Рафаэля Аммо. Он несколько раз проходил мимо, смотрел на меня словно на лепёшку коровьего говна, а затем решил снизойти до личного общения.

— Истомина, — материализовался он передо мной как всадник Апокалипсиса.

— Проясню сразу — неинтересно, — не сбавляя скорости, приговорила я и поплыла дальше, внушая себе, что я не просто девочка Вероника, а сама царица Египетская.

На душе сразу стало в высшей степени паскудно оттого, что этот человек нарушил зону моего комфорта. На губах до сих пор горел огнём его отвратительный поцелуй. За рёбрами вибрировала ярость. И до зуда в костях хотела отыграть священный перезвон на его борзых колоколах!

— Разговор есть, — одёргивает он меня за руку и требовательно смотрит в глаза так, будто бы имеет на это право.

Скажи мне кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты — они с Басовым были два брата акробата. И спасибо им за опыт, но больше не надо.

— Руки от меня убрал, — рычу я, но Аммо лишь скалится и отрицательно качает головой.

— Не сегодня...

И только я было решаюсь вцепиться в его чересчур и совершенно незаслуженно красивое лицо, как в наш междусобойчик врывается разъярённая фурия. Марта Максимовская со всей дури лупит по рукам Рафаэля, а затем становится между нами и гневно шипит своему бывшему.

— Ты глухой, Аммо? Или тупой? Или совсем конченный, раз тебе необходимо повторять прописные истины — не трогать того, до кого ты морально не дорос?

— Вау, сколько патетики, моя ты хорошая.

— Исчезни!

— Ещё увидимся, Истомина, — подмигивает Аммо, чуть отгибаясь в сторону, и улыбается мне во все тридцать два белоснежных зуба.

Но мы лишь синхронно поднимаем с Мартой правые руки и выставляем средние пальцы прямо в ухмыляющееся лицо этого волшебного персонажа. Он же только откидывает голову и заливисто смеётся, отдаёт под козырёк и уходит.

Аммо пытался выдернуть меня на разговор ещё несколько раз, но ситуация так и осталась на уровне его желания. И наши дороги окончательно разошлись как в море корабли. Нет, мы, конечно же, периодически обменивались пустыми взглядами, но не более. Я сосредоточилась на другом — на последовательном и монотонном отшивании от себя парней, которые неожиданно для меня вдруг стали пачками оказывать знаки внимания. А я в каждом видела врага. В каждом искала что-то, что напоминало мне Ярослава...