– Так немец тоже не лыком шит оказался. Одной армии заслон поставил на пути, задержал её, а на другую напал со всей прыти, так что пришлось нам драпать самим. Да вы и сами это знаете лучше меня, много ваших товарищей там полегло. Я ведь позже прибыл.

– Так что теперь-то? Будем наступить али нет? – не унимались мужики.

– Как генералы решат, так и будет. А нам – как прикажут, так и сделаем.

Петруша снова сделал попытку прилечь, но мужики не отставали.

– Оно-то понятно. Но хотелось бы домой вернуться, к семье родимой.

– Кто вернётся, а кто и сложит головушку на чужой стороне, – вздохнул Петруша.

Он вспомнил об обереге, который возвратил Устинье. Здесь бы он ему пригодился. Ну да что теперь сожалеть. Что сделано, не отменишь. Петруша встал с кровати, снял шинель, повесил её на гвоздик, торчавший из стены. Пыльная шинелька его выглядела уныло. Он оглянулся. Как всё же подтянуто и справно выглядят мужички. Шинели у них всегда вычищены, ни соринки, ни пылинки.

Петруша вздохнул, взял щётку и стал чистить одёжку. В самом низу подола он нащупал что-то твёрдое. «Опять что-то под подклад завалилось, – подумал он. – Надо зашить, наконец, эту дырку в кармане».

Петруша сквозь толстую ткань пощупал предмет. Непонятно, что это. Чуть подпорол ножичком край подклада, сунул руку. Нащупав маленькую вещицу, достал её. И оторопел. В руках его был тот самый оберег, который он возвратил Устюше при расставанье. Но как он мог снова к нему попасть?

Петруша призадумался. И вспомнил. Тогда на окраине, когда его провожала семья, и он стоял, обняв матушку, кто-то толкнул его. Оглянувшись, Петруша увидел тогда только спину удалявшейся Наташки, работницы Ерёминых. Подумал, что торкнула она его плечом от обиды, что бросил Устинью. А она видно успела сунуть ему в карман этот оберег. Значит, всё же любит его Устюша по-прежнему! «Вернусь с войны, уговорю Устюшу, уедем вместе куда-нибудь, – подумал он.– Вот только бы вернуться живым! Ну дай Бог Николай Чудотворец защитит!»

Июль 2021 года. Посёлок в Нагайбакском районе

Алёне снова снился тот же сон. Она приходит за матерью, которую должны выписать из больницы. Вот она стоит в своём сером плаще, повязав на голову платок. Мама тянет к ней руки, делает шаг и оседает, словно ей становится плохо. Алёна бежит к матери, хочет подхватить её, удержать. Но мамы уже нет. Только пустой больничный коридор.

Алёна проснулась. Вздохнув, присела на кровати. Сон этот снился ей уже больше года. Она ходила церковь, поставила свечку за упокой души матери, провела в годовщину смерти, как и положено, поминки. Но мама всё снилась и снилась.

– Что-то не так может мы сделали? Может на что-то обижается мама? – думала Алёна, прибирая постель.

Был выходной, на работу идти было не надо, и Алёна, подоив корову, занялась домашними делами. Митя тоже проснулся и вышел в сарай покормить поросят, напоить корову и телят. Алёна вскипятила чайник и стала печь оладушки. По маленькому телевизору, стоявшему на холодильнике, показывали новости.

– Десятки беженцев с Украины прибывают в Россию, всех их размещают во временные пункты пребывания, – рассказывал диктор.

Алена глянула на экран. Мелькали кадры мамочек с детьми, сидящих на кроватях, вот пожилая женщина испуганно смотрит в экран. Алёна вздрогнула. С экрана телевизора на неё смотрела мама!

– Как такое может быть? Митя! Бабушку показывают!

Зашедший из сарая Митя подумал, что мама сошла с ума. Ну какая бабушка, она же умерла.

Диктор ещё что-то говорил про беженцев, которых расположили в студенческих общежитиях Ростова-на-Дону. А Алёна села на стул и плакала.