Ну как не влюбиться голодному брюху
В такое сокровище? Чем не l’amour,
Пухлявым Амурчиком дышащий в ухо?
А в сумрачном зале с десятком рядов
И маленькой сценой, пропахшей духами,
Скучала актриса и, плача в подол,
Краснела от злости к кухарке «нахальной».
Но кто его знает, что будет потом…
А может, действительно, через желудок
Лежит этот путь?.. Но пока что о том
Страдать не хотелось Аркадию. Трудно
Несмазанным стрелкам старинных часов
Крутиться по кругу… И дождь, не стихая,
Смешным тополям наводя причесон,
Какими-то глупыми лился стихами.
Щётки* – барабанные палочки с металлическими
щётками на конце.
Рабочий том* – малый барабан ударной установки.
В ЛУЧАХ НЕСОСТОЯВШЕГОСЯ КОНТАКТА
Более чем уверен, это, как пить – они:
В рыхлом дождливом небе, напоминая брошь,
Нагло летит-сверкает, наши тревожа сны
И оставляет шлейфом тусклое серебро —
Нечто.
– Заходит слева, – передаёт пилот
(нервно мерцают кнопки, страшно дрожит штурвал), —
Переместилось вправо… И над крылом и под —
Пу'рпурное свеченье. Сильный толчок. Провал —
Хуже воздушной ямы!..
Не самолёт – модель
В быстрых руках мальчишки, склеенная на раз…
Где же ты, грозный Шива?.. где же ты, Прометей?..
Где же вы, Боги мира?.. Мы призываем вас!..
Странно: понять хотели, слушали темноту,
Переполняли небо волнами и мольбой…
Что же случилось с нами, смелыми, на лету?
Чем, непонятно, вызван аппаратуры сбой?
Сфера, а может, призма, чиркнув лучом о борт,
Переместилась влево и… отошла назад.
– Следуйте прежним курсом…
И над крылом и под —
Пурпурное свеченье.
Острая боль в глазах.
Пренебрегая гулом выдохшихся турбин,
Будто не видя смысла в выходе на контакт,
Нечто ушло в иное с большим числом орбит,
Вновь запустив на время песенку про «тик-так».
Мало ли что мечтаем, мало ли что хотим,
Выставив достиженья на стеллажи витрин!..
Да, попытаться вспомнить, кто мы себя внутри…
Да, попытаться вспомнить, вспомнить и…
раз-два-три…
ТЕНИ ИЗ «НИКОГДА»
Когда же вы все уйдёте?..
Товарищи, надоели!..
Не глупо ли на излёте
Болтать о каком-то деле? —
С игрушек снимая плесень,
Опять воскрешать ушедших,
Смыкая союзом «если»
Ряды аморальных женщин…
И в области реставраций,
Спасая себя значками,
Вы тащитесь от оваций
Сверкающими сверчками…
Я вижу, вам безразлично
В какую влезать одежду…
Лишь только б иметь добычу
Да «кругленькую» надежду.
Ну что мы поделать с вами,
Сидящими в ложах, можем?..
У каждого есть призванье.
Видать, и у вас есть тоже…
Из жалости, не иначе,
Мы слушаем ваши речи,
Шурша папиросной пачкой,
Отпущенной нам на вечер.
Конечно, у вас солдаты…
Конечно, у вас валюта…
И мы понимаем – надо,
Боимся, что будет худо…
И всё же уйдите, ради
Самих же себя, придурки!..
Но, слипшись, при всём параде,
Как в пепельнице окурки,
Вы снова о том же самом,
Всё время ползком, по кругу…
И ждут вашей смерти замы,
Съедая пока друг друга.
НОКТЮРН ДЛЯ СТРУННОГО КВАРТЕТА
В синих соснах, где сны – туманами
И от хвои хрустит земля,
Чем-то странным привлёк внимание
И увлёк за собой меня
Удивительный дом, построенный
В стиле… Впрочем, не всё ль равно…
И мерцали в нём окна строгие
Заоконною стороной.
А по соснам – зерно сусальное,
Как предчувствие января…
Дверь открылась… И вот я в здании,
Если там вообще был я.
Коридорами тёмными, залами,
Проплывал я и видел сны,
Что казались вполне ирреальными
В тусклоцветии не весны.
Чувства сбились, смешались во времени,
Параллельностях, зеркалах…
Кувыркался гитарным тремоло
Совершенно спокойный страх.
А навстречу – всё люди знакомые…
Дальше – больше: в потоке лучей —
Старый стол, очертание комнаты
И… как будто уже ничьей…
В этом доме, за тюлем-инеем,
Где ни старости, ни забот —
Голоса не имеют имени,
Мандолины поют без нот…