Он перевел дух и продолжил:

– Соответственно, Оксана отвечает за тебя. Ты обязан сообщать ей, когда уходишь в туалет или столовую. Обязан следить за временем и не покидать кабинет больше чем на десять минут. Если в этом есть необходимость – ставишь в известность меня, и я выдаю разрешение. Третье и самое важное правило: рабочий день начинается только после того, как все сотрудники отдела наденут ИМП. Всегда надевай его на глазах у других и следи за тем, чтобы увидеть каждого с этой штукой на голове. Если кто-то говорит, что уже надевал, а ты не помнишь, это повод надеть аппарат обоим.

– Ого, – только и сказал я. – Ребята, чем вы тут занимаетесь?

– Пытаемся спасти мир, – шутливым тоном проговорил худой темноволосый парень, сидящий у двери. Но никто так и не улыбнулся.

1 ноября 2028 года

Отдел аналитики занимался тем, что искал и отслеживал инциденты во внешнем мире. За три дня я проверил столько новостей, что голова казалась тяжелой от переполнявших ее воспоминаний. В обычной жизни я тщательно избегал лишней информации и редко заходил на новостные сайты, ограничиваясь тем, что рассказывали мне друзья и Кира. А сейчас против воли столкнулся с суровой реальностью. Череда бесконечных ДТП, самоубийства, пьяные разборки – все эти случаи требовалось выгрузить в специальную программу, которая искала в сети всю информацию по конкретному происшествию, предоставляя оператору данные для анализа. Нам предстояло выяснить, являлась ли агрессия, направленная человеком на самого себя или другого человека, следствием алкогольного опьянения, приема наркотических веществ или психического расстройства. Если насилие было оправданно или объяснимо, программа отправляла эпизод в архив, откуда через пару месяцев его удаляли операторы. Но если внятного объяснения произошедшему найти не удавалось, оператор был обязан уведомить сотрудников Внешней группы, которые немедленно начинали проверку. К таким ситуациям относились все случаи потери памяти, атипичного поведения и выходящей за рамки здравого смысла жестокости.

Зачем мы делаем то, что делаем, мне так никто и рассказал. В отделе вообще не принято было разговаривать; сотрудники четко следовали инструкциям, маниакально отслеживали перемещения друг друга и по возможности старались не покидать кабинета. То, что ими движет постоянный страх, я понял лишь на третий день пребывания среди них, когда, услышав воронье карканье за окном, коллеги все как один нацепили ИМП.

Но хуже всего было то, что я упустил ауру приступа. Мигрень обрушилась на меня как лавина, подчинив разум пульсирующей боли. Я пытался терпеть, массировал лоб и виски, но легче не становилось. Боль все усиливалась, и я уже хотел отпроситься у Матвея за таблетками, как в комнате раздался негромкий возглас:

– Кажется, я нашел!

Звук исходил от Евгения, напарника Леши, который шутил про спасение мира. Он наклонился к монитору так близко, что кончик его длинного носа почти уткнулся в экран, и заговорил:

– Вчера из окна высотки на бульваре Яна Райниса выбросился мужчина. СМИ сообщают, что за пару дней до самоубийства он снял со счета крупную сумму денег…

Звук его голоса казался невыносимо громким, меня затошнило. Я поднялся на ноги и быстро направился в уборную. Поймал удивленный взгляд Алексея и обернулся к напарнице:

– Оксана, я в туалет.

Она с тревогой посмотрела на меня и врубила настольный таймер, отсчитывающий время, за которое я должен успеть вернуться. А я дошел до туалета, открыл кран, закрыл сливное отверстие ладонью и подставил затылок под ледяную воду. Я стоял так всего секунд тридцать, но, когда поднял голову, увидел рядом Оксану в ИМП.