Я вновь разложила перед собой еду и крепко задумалась, ощущая изменения в атмосфере по пению птиц и какому-то напряжению, витающему в воздухе. Не зря с утра парит: небо за считанные минуты залило свинцом из облаков. Вот-вот ливанет! Прежде чем подсчитывать запасы, мне срочно нужно набрать сушняка!

Подхватившись, я снова заметалась по своему плато, радуясь, что невдалеке есть дрова, что место достаточно открытое, чтобы просматривать окрестности метров на сто, что есть эти камни, между которыми я, пусть и вынужденно, разбила лагерь, что я не на одной из сопок, куда мы как-то ходили большим составом малознакомых людей, где камни и больше ничего. Там-то я что бы делала? Где выискивать дрова за пять минут до ливня, если на километры вокруг только серо-бурые валуны?

Меня все-таки трудно назвать пессимисткой. Другая бы впала в кому от одной мысли, что нужно не просто жить в лесу, а в прямом смысле выживать без мало-мальски необходимых вещей, а я вот даже иногда смеюсь и позволяю себе всякие успокоительные мысли, что, например, мне хватит пищи, а если нет, я смогу ее как-то, пока не знаю, как именно, раздобыть. Что я смогу выйти к людям. Или что меня спасут еще здесь, по последним следам, что оставил вертолет перед тем, как куда-то деться.

Чем больше я с невероятной болью и ужасом обдумывала возможное, а, вернее, почти стопроцентно вероятное крушение, тем сильнее укреплялась в мысли, что винтокрылая машина и четыре человека на ее борту сейчас покоятся в том самом озере в чаше между сопками, куда впадает мой спасительный ручеек. В противном случае я бы обнаружила хоть какие-то следы, а еще вероятнее, был бы дым или даже огонь, потому что в вертолете находилось топливо и при столкновении с землей оно наверняка бы воспламенилось. Если этого не произошло, значит, он потонул. Или упал настолько далеко, а я ведь сейчас пусть не на самой высокой, но все же вершине, что мне отсюда и не видать. В любом случае, встретить людей, с которыми я вылетала из стойбища, живыми теперь вряд ли удастся. Да и меня, скорее всего, считают погибшей, хоть еще никого и не искали.

Дождь уже ронял на землю свои первые печальные капли – тяжелые и какие-то звонкие. Это подгоняло меня лучше любой палки. Под навесом уже скопилось какое-то количество дров, но мне нужно было еще, потому что затяжной дождь в это время, да еще и с ветром, резко понижает температуру, тем паче в горах. А у меня нет достаточно теплой одежды и высококалорийной еды, кроме банки тушенки, которой надолго не хватит.

Под навес я забиралась, порядком измочившись. Пришлось пожертвовать одним большим пакетом и двумя маленькими, чтобы соорудить нечто вроде занавесок, потому что дождь был косым и лупил не прямо между камнями, но залетало на костровище порядочно. Оставив щель для выхода дыма, я, как смогла, облагородила место своего пребывания: чуть сместила очаг, навалила на это место стланиковых веток, самых тоненьких, потому что только их мне удалось оторвать, постелила жилетку, так как было еще достаточно тепло, к камню прислонила рюкзак и, разложив второй раз уже продукты, принялась их делить, делая в уме некоторые расчеты.

Я несколько раз бывала в походах и понимала, что при самом лучшем раскладе смогу покрывать в день по заданному рельефу километров тридцать. Еще нюанс: поиск ночлега. Это должно быть просматриваемое место на возвышенности, желательно у скалы или крупных камней, чтобы защитить тыл и иметь возможность укрыться от непогоды, там, где есть проточная вода, желательно питьевая. Благо на Территории таких ключиков и ручейков предостаточно – пей почти из любого, избегая крупных рек во время нереста лососей. Можно запастись дровами и оборудовать костровище, чтобы не спровоцировать пожар.