– А сегодня мы будем работать?

– Мы никогда не работали, Маус.

– Да, помню. Мы думали и…

– И говорили.

Терапевт наконец опустился на стул.

– Ты мне друг. Хотя не исключено, что это стокгольмский синдром, – сказал Терапевт.

– В каком плане?

– В том, что я, без тени самолюбования, тебя спас. И отдал тебе часть своего больного сердца.

Маус в ответ промолчал, убирая бутылку «Чиваса» в шкаф. Время придёт, а сейчас Терапевту нужны чай и отсутствие разговоров о чём-либо вредном.

– Курить хочется, – проговорил Терапевт.

– А нельзя?

– Ну вот так. Пришла хуйня, откуда не ждали.

– Всякое в жизни бывает. Я знаю, о чём говорю, – ответил Маус.

– Да. Ты в этом точно лучше разбираешься.

– Ты будешь чёрный или зелёный? – Маус потом долго будет спрашивать себя, зачем он сменил тему. И не поймёт.

– Чёрный и без сахара. И завари нормально.

Терапевт откинулся на стуле и спросил:

– Сколько тебе лет?

– Ты уже спрашивал. На первом сеансе, когда я ещё через весь город пёрся в тот дебильный кабинет. С пальмой.

– Я её выбросил.

– Уважаемо, – хмыкнул Маус.

– Ну, так сколько?

– У меня нет возраста. Где-то между двадцатью годами и тысячей световых лет.

– А что ты ответил в первый раз? – задал вопрос Терапевт.

– Что я не знаю.

– Но ты и сейчас не знаешь. Ответь мне, что изменилось?

– Сейчас я не боюсь.

Маус нажал кнопку на чайнике и повернулся, не пытаясь спрятаться от ветра из окон глаз Терапевта.

– Да. Мне добавить к этому нечего. Ты перестал бояться себя, своего возраста и своего обрубка. Себя. Понимаешь?

– Да. И… других. Теперь я только злюсь, но я и над этим работаю.

Молчали, пока не вскипел чайник. После этого уселись морщиться над огромными чашками, громко пыхтя и заедая кипяток слоёным печеньем.

– Что завтра будешь делать, Маус?

– Пройдусь.

– Будешь задавать вопросы?

– Да. Как и всегда.

– Сколько ты сидел дома?

– С момента последнего выхода? Два месяца. Да и тот раз вряд ли считается. Спустился на лифте, допрыгал до почты, забрал газету.

– А завтра ты собрался марафон бежать?

– Нет.

– Именно. Никто не требует от тебя пародировать «Мирного воина» и прыгать через себя. Просто кайфуй, как мы с тобой кайфовали. От каждого действия. А ещё лучше – от того факта, что его совершаешь именно ты. Человек, в которого никто не верил. И не забывай включать голову.

– Ты верил.

– А по-другому и не могло быть. Завтра у тебя будет охуенный день. А сегодня – прекрасный вечер.

Потом они перетащили свои туши в гостиную-спальню, где стали смотреть «Королевство полной луны». Маус всё думал, почему маленькие копии фильма блестят каплями на щеках Терапевта. И понял, наверное.

Он к этому человеку приполз жутко давно. И сейчас старался вспомнить каждый сеанс. Получалось.

Знакомые говорили, что человек этот – странный и ненадёжный. «Он абсолютно не учитывает твои особенности, – писал кто-то в отзывах, – просто давит мыслями и идеями. Много ругается и может вести себя отвратительно».

Именно поэтому Маус к нему и пришёл. Замучался чувствовать, как его нежно гладят люди, воняющие на километр медицинским спиртом и успокоительным.

На первом сеансе Терапевт ушёл в другую комнату, и Маус ждал, что он вернётся с пачкой тестов Роршаха или другой гадостью. А он принёс кальян и брусничный табак – кислый до ужаса. Но посидели хорошо.

На втором они сидели на подоконнике, вытащив ноги в практически идентичных пыльных кроссовках на улицу, и Терапевт допрашивал его:

– Ну красивый же закат? Красивый?

– Наверное.

– Ты мне объясни, чем вчерашний закат отличается от сегодняшнего? Как ты это понимаешь?

– Для меня они в последнее время все одинаковые. Я всё тот же. Проблем только больше, – давил он тогда. Глухо, из-под лёгких, не вынимая сигареты, зажатой между зубами.