Услышав о плате, Бузотер застыл с поднятой ногой, как будто хотел досчитать до пятнадцати, но передумал.

– Мост строился на государственную десятину, насколько я понимаю! – воскликнул он. – За что же плата? Целых три золотых лепешки?!

– За пользование, – твердо ответствовал Робинзон, давая знак Дуболому, чтобы тот перегородил путь к переправе. – Строительство строительством, но есть и эксплуатационные расходы в конце концов!

– Какие-такие эксплуатационные расходы? – спросил Бузотер с подозрением.

– На сборщика платы, который будет стоять на этом мосту, разве не очевидно? Почему на пальцах приходится объяснять?

Робинзон был совершенно прав в том, что касается расходов. Действительно, расходы – это потраченные на что-либо деньги. Если, как придумал сейчас Робинзон, поставить на мосту туземца для сбора платы за переправу, то потраченные на этого туземца деньги будут расходами. С другой стороны, сборщик сможет собирать больше денег, чем требуется ему на оплату, так что и в государственную казну может что-нибудь перепасть.

– Ладно, ладно, перейду на ту сторону вброд, – примирительно заметил Бузотер, видимо, не желая в очередной раз быть поколоченным.

– Переправа вброд отныне запрещена! – сообщил ему не на шутку разозлившийся Робинзон. – Если каждый будет переходить вброд, зачем тогда мост строили? Или плати три золотых лепешки, или оставайся на этой стороне.

– Хорошо, останусь на этой.

Сверкнув глазами, Бузотер уселся на землю.

Все-таки это был очень вредный и непокорный туземец. Когда Робинзон, покидая место строительства, оглянулся со своего паланкина, то увидел продолжающего сидеть на земле Бузотера и оставленного у моста сборщика платы за проход по мосту – мостовых лепешек, как вскоре стали называть их туземцы. Бузотер, не желая платить три золотых лепешки за пользование мостом, явно желал воспользоваться тем, что охранников по всему ручью не поставишь, и переправиться через ручей в другом месте.

Робинзон понимал это и злился.

Окончательно испортили ему настроение встреченные на обратном пути в деревню южане, работавшие на банановых плантациях.

Когда Робинзон проезжал на своем паланкине мимо, он заметил двух южан с привязанными к ногам корягами. Южане сидели в теньке под банановым деревом и о чем-то оживленно перекуривали. В таком же теньке под соседним банановым деревом располагался надсмотрщик: его лицо было обращено вверх и равномерно открывалось и закрывалось, в такт раздававшемуся храпу.

«Непорядок», – подумал Робинзон, приказывая остановиться.

Южане, заметившие интерес Робинзона, прекратили разговаривать и настороженно смотрели в его сторону.

– Есть ли какие жалобы? – спросил Робинзон мягко, желая прояснить ситуацию.

– Да какие там жалобы у рабов, – ответил один из южан и сплюнул.

– Обращение нормальное?

– Да какое там обращение с рабами.

– Значит, никаких жалоб?

– Никаких.

– И кормят сносно?

– Лучше некуда. Одним бананом в день.

– А почему тогда не работаете? – взорвался Робинзон в ответ на хамоватое поведение пленного.

– У нас перекур, – ответил тот.

Второй южанин, чувствуя недовольство Робинзона, поднялся на ноги и нехотя взял в руки деревянную тяпку, какими рабы окучивали банановые деревья.

– Мне кажется, ваш перекур затянулся, – сказал Робинзон, хмуря брови.

– Да нет, обыкновенно.

Первый южанин тоже взял в руки деревянную тяпку, однако окучивать банановые деревья так и не начал, а стоял и смотрел на руководителя Северной оконечности, ожидая, когда тот уберется с его глаз подальше, оставив ленивого работника в покое.

Надсмотрщик продолжал громко храпеть в тени соседнего дерева.