Стул, на который присел Авл, заскрипел безжизненно. Авл расположился поблизости, слева от отца. Глядя на него, юноша все более и более настораживался, пытаясь понять то, чего никак не мог понять. Наконец, тяжкий вздох пронесся по комнате: перемены входили в жизнь. На лице сенатора появилась скорбная решимость – такая, когда человек отважился на то, о чем будет сильно скорбеть; но иного выхода не видит и приходит к единственно правильному решению. По крайней мере, так всегда кажется. Но пройдет незначительное время – и вот человек понимает: он совершил роковую ошибку, но исправить что-либо уже не в его силах.

Решение было принято. Дело сделано. Осталось привести его в исполнение. Валерий относился к тем натурам, для которых самое сложное – решиться. Поразительно, но ни разу в жизни не было такого случая, чтобы принятое им решение не приводило бы к исполнению: настолько все тщательно, досконально, рационально он обдумывал!

Он встал невероятно спокойно, что не предвещало ничего хорошего, поскольку и спокойствие бывает разного рода. Медленной, тихой походкой подошел к окну, окунулся в море свежести и вслушался в ветер. Тот, казалось, шептал о чем-то таком возвышенном, неземном.

Сначала одними лишь губами, а затем и вслух Валерий заговорил, но это был тяжелый монолог – скорее разговор с собой, нежели с Авлом – его он попросту не замечал, словно комната была совершенно безлюдной. Это была речь человека, который пытался оправдать себя в собственных глазах за вынесенный вердикт, успокоить душу.

– А ведь я все время старался воспитать своих детей должным образом. Привить им дипломатичность, тактичность, осторожность. Нельзя вот так говорить все, что думаешь… в мире, где почти каждый говорит не то, что думает, а то, что хочет услышать собеседник, что будет ему приятно. Надо ж делать так, чтобы людям было приятно! Им не нужно знать, что ты думаешь на самом деле. Им хватает и своих мыслей, чтобы еще слышать неприятное от других! Так принято в мире от начала времен. Не я первый установил эти порядки. Право сильного… Каждый знает эти правила и может либо выполнять их, либо нет – на свое усмотрение. Но если собеседник имеет для тебя хотя бы самое малое значение и может пригодиться – не открывай ему своих настоящих мыслей. Одно из правил дипломатии. А практически любой человек при тех или иных обстоятельствах может тебе пригодиться. Как знать, какой стороной повернется к тебе жизнь?.. Я, как мог, старался воспитать вас в духе нравственности, порядочности и высокой морали. Порядочный человек никогда не упомянет о том, чем может оскорбить другого. Унизить или задеть его прошлое или настоящее, о котором он не хотел бы вспоминать, – дело пустяковое. А вот сделать приятное… Улыбаться и кивать, когда тебе даже не хочется кого-то видеть – это, конечно, непросто, но этому надо учиться. Люди должны видеть твою открытость, твое согласие. Они не должны тебя бояться! Никто не любит того, кого боится.

Валерий взглянул на Авла, будто пытался найти подтверждение своим словам, но, ничего не увидев, отвернулся к окну и могильным голосом, не допускающим возражений, тихо, но внятно произнес:

– Тебе надо уехать на пару лет из Рима. И чем дальше – тем лучше. До рассвета еще осталось четыре часа: собери все, что тебе необходимо и еще до первых лучей солнца покинь и дом, и город.

Авл замер, внутренне поражаясь – насколько близко в цель попала его безумная догадка. И приоткрыла новую реальность, которая начала воплощаться, грозя стать полем боя для него в будущем. Дело грядущего, хоть и не такого далекого: всему свое время. Сейчас же он старался уложить все это в голове. А Валерий, видя безучастное лицо сына, что не выражало ни протеста, ни сопротивления, ни испуга или страха, продолжил: