– Запросто можно сделать. Берётся скотч, накладывается на угольную пластину и отрывается.

– А как же потом отлепить проводник?

– Зачем? Так это же ещё лучше! Он будет гнуться!

Мало сказать, что я в шоке! Мне ли взвесить или оценить? Вот это точно слабО…

– Ну что, теперь подписывай! – сказал милиционер.

– Давайте, сначала я прочитаю, – ответил Лёша.

– Потом прочитаешь.

– Нет, сначала прочитаю, а потом подпишу. Лёша взял листок и быстро пробежал глазами записи. Всё вроде бы в порядке. Но зачем торопят?

– Это твоё? – милиционер-кавказец показал на монеты, лежащие среди изъятых личных вещей.

– Моё.

– У меня таких не бывает.

– Давали сдачу, я брал, в центре сдачу дают.

– Снимай шнурки!

– Зачем? Боитесь, что я повешусь? – удивился Лёша.

– Снимай, так надо.

Он снял шнурки и отдал их. Его повели по тёмному коридору вдоль камер, в дверях которых были проделаны окошечки, сейчас наглухо закрытые. Одну из дверей открыли и провели Алексея в камеру. Половину камеры занимал до метра высотой деревянный, крашенный красной краской, настил. Какая то вонючая ёмкость стояла в углу, на ней сидел мужчина и справлял надобности. На деревянном настиле лежало три человека. Дверь с грохотом закрылась. – Наверное это и есть нары, – подумал Лёша. Он забрался на свободное место и пристроился поудобней. Справа от него лежал молодой, крупный парень. Слева невысокий, бородатый мужчина. Рядом с ним ещё один ничем не примечательный, худощавый человек. На стене в углу, почти под потолком, светила блеклым светом маломощная электролампочка. Вот гады, даже шнурки забрали. Наверное, думают, что я повешусь, – недоумённо проговорил Лёша.

– У всех забирают, – ответил бородатый.

– А это что… это и есть нары?

– А ты думал какие они? Я думал что-то вроде кровати, – удивился Лёша. А это значит параша? – он указал на грязный сосуд.

– Ага.

Через несколько минут за дверью началась какая-то возня, окошечко открылось.

– Принимайте еду, – раздался голос. Выдали алюминиевую посуду – тарелки, кружки, ложки, уже заваренный чай в алюминиевом же чайнике и в кастрюльке какую-то протухшую жидкость. Эту жидкость разлили и стали есть. Лёшу от вида этой еды начало подташнивать.

– И эту гадость есть? – подумал он.

– Ты чего не ешь? – спросил бородатый.

– Да с этого опоносишься. А мне ещё в поезде ехать. Если бы я знал, что меня точно посадят, я бы стал есть. Я буду пить только чай.

– Как хочешь.

После того, как покушали, один за другим потянулись на парашу. Камера была переполнена ароматами и «артиллерийскими» звуками. Лёша прислонился к стене, поджал под себя ноги и уставился взглядом на тусклую лампочку. А начиналось всё так хорошо. Долгожданный отпуск и поездка на юг, первый раз, дикарём. Путёвки на заводе давали только по блату. А так хотелось путешествовать! Наконец отпуск. И вот поезд «Москва-Батуми», на душе легко. Наши советские субтропики, самый что ни на есть юг. Был октябрь, а там должно быть ещё тепло. Познакомился с одним парнем-кавказцем, поговорили по душам. Перед конечной остановкой, в поезд зашёл пожилой мужчина. Новый знакомый поговорил с ним на своём языке. Потом спросил: Ты по путёвке или так?

– Дикарём.

– Вот, можешь поселиться у него, – и показал на того мужчину, своего собеседника.

– Ну и замечательно.

Этот мужчина жил в двухэтажном частном доме, в нескольких кварталах от моря. Лёшу поселили на первом этаже, в маленькой комнатке с двумя кроватями, одна из которых пустовала. Вход был отдельный. Освоился и сразу на пляж. Город не произвёл впечатления. Старый, типично кавказский город, в основном двухэтажный. Но природа необычная, красивая и прекрасное море. Отдохнул на пляже, плавал в тёплом море. После этого пошёл прогуляться по городу, кое-что купил из вещей в универмаге в центре. Симпатичные брюнетки-продавщицы, очень вежливые. Говорили в Грузии не сдают сдачи, оказывается сдают. Забрёл на рынок, цены не подъёмные, спекулятивные. Рынок неопрятный, как и продавцы. Решил побродить по окраинам. Ничего примечательного, всё однотипное. Увидел столовую, решил покушать, купил какое-то блюдо с курятиной.