– Мне с вами, Дима, и так хорошо. Всё остальное на сегодня – лишнее. Не следует торопить совершаться событиям. Всему своё время.

Долго шли по берегу озера. Сумка в руке Дмитрия Юрьевича раздражала его. Выбрали уединённое место метрах в тридцати от берега. Под ольхой мужчина расстелил одеяло, выставил на нём бутылки, разложил закуску. Валентина презрительно смотрела на его примитивные приготовления. Её взгляд сделался суровым, осуждающим. Он под её взглядом почувствовал себя школьником, на которого сердито смотрит учитель.

Присели на одеяло. Дима, весёлой болтовнёй прикрывая неловкость, раскупорил бутылку вина, разлил по стаканам. Протянул Валентине:

– Пей!

– Дима! Я же тебе говорила, что умею жить. Я никогда не скрашиваю действительность вином. Я никогда не пила и не буду пить спиртное… – ответила женщина.

Он выпил один и закусил конфетой. Валентина сидела на краю одеяла, поджав к груди коленки, обхватив их руками, и смотрела вдаль, на противоположный живописный берег озера, стараясь запомнить музыкальное, переливчатое, волшебное сочетание оттенков вида, окрашенного низкими лучами солнца.

Мужчина налил себе второй раз и протянул Валентине её стакан. Она рассердилась и жёстко напомнила, чтобы он впредь не предлагал ей спиртное. Дима выпил второй раз, третий раз, и ещё, ещё, ещё. Допил полностью и вторую бутылку, потерял самообладание, подсел к Валентине, обнимал её, ласкал, повалил на одеяло. Она не сопротивлялась. Но когда начал торопливо раздевать, женщина крикнула: «Не надо!» – и заплакала. Громадное тело содрогалось, груди под спортивной рубашкой тряслись. Ему стало противно, он в бешенстве вскочил на ноги, крикнул: «Лошадь! Ну и оставайся одна!» – и торопливо, покачиваясь от опьянения, поспешил в санаторий.

Влажный и прохладный воздух отрезвил его, у него заработало сознание, и он ужаснулся: «Что я наделал?! Оставил женщину ночью одну около леса, вдали от жилья! И какой же я негодяй! В любой ситуации я обязан вести себя по-мужски! А что, если она, оскорблённая, задумает покончить с собой. Да, она хорошо плавает. Однако озеро большое. Доплывёт до середины и потонет». Дмитрий резко повернулся, упал, поднялся и поспешил к Валентине. Та сидела на одеяле, вытянув ноги, теребила травинку и плакала. Он смотрел на неё. В его зрительной памяти возникла первая жена Галя, когда стояла на мокром тротуаре возле здания суда и плакала. Потом вспомнилась нынешняя жена с сыном и дочкой. «Да я, видимо, нехороший человек, если женщины от меня плачут», – подумал Дима. Впервые его сердце дрогнуло от сострадания к плачущей женщине. Начальник лаборатории положил ладонь на её плечо, ласково начал успокаивать:

– Не плачь, пожалуйста. Я, видимо, опьянел и одурел, что так нехорошо поступил с тобой. Извини и прости меня.

– Почему вы напились? Вы оскорбили меня и унизили себя. Вы мне так понравились, что я даже полюбила вас. Мне было так хорошо даже молча находиться рядом с вами. Скромный, вежливый. Я считала вас порядочным мужчиной. Вы развеяли мои мечты встретить идеального человека. Если Вы – добрый семьянин и интеллектуальный работник – повели себя с женщиной очень грубо, то что, скажите мне на милость, я должна думать о других мужчинах?! Я поняла, что нет человека, которого можно любить. Я теперь никогда не выйду замуж.

Кошки скребли на его душе. Он ничего не ответил, прижал её голову к себе, ласкал. Сердце его разрывалось от боли.

На небе появился серебристый месяц, осветил бледным светом местность.

Дмитрий уговорил её подняться, торопливо покидал в сумку пустые бутылки, весь мусор и затолкал сверху одеяло. Хотел двинуться в путь, но Валентина стояла как вкопанная и продолжала тихонько плакать. Тогда он взял её за безвольную мягкую ладонь и повёл, словно ребёнка. Мужчина шёл впереди по освещённой месяцем тропинке, а она, такая громадная, с нежной душой, шла послушно за ним. Успокоилась, пожала его руку. Он обрадовался: значит, простила его и стала сама собой – смелой, сильной и решительной.