И вот настаёт «время «ч», как говорили у нас в армии. Мы с «Господом» выходим на финишную прямую: наш иск к государству об отмене решения о признании общины экстремистской организацией рассматривается высшей судебной инстанцией Канады. Я уже окончательно освоился в местной юриспруденции, язык у меня подвешен – и шансов у оппонента никаких. Но я не собираюсь нокаутировать его в первом же раунде. Это не в моих интересах: если Совет увидит, что победа досталась мне слишком легко, это сразу же обернётся недостачей авторитета. Кроме того, меня обязательно «догрузят». Неважно, чем: новым сроком, новыми обязанностями, не дай, Бог, налогами, но обязательно догрузят.
И поэтому я «очень старюсь», «борюсь» и даже «бодаюсь». Я ведь не зря добивался рассмотрения нашего иска высшей судебной инстанцией. Честно говоря, я мог бы победить ещё «по дороге», где-нибудь «внизу». Но требовалось «нагнетать»: мои работодатели – они же рабовладельцы – должны были понять, насколько чудовищную ношу они взвалили на меня – куда тому Атланту с его смешным небосводом!
И, только доведя «Христа» и большую часть присутствующих в зале членов Совета до предынфарктного состояния, я снисхожу до «убоя» оппонента. Ну, как матадор снисходит до быка, истерзанного пикадорами и прочими бандерильяс. Разумеется, после столь «трудной победы» я – «в полном шоколаде». Даже мои недоброжелатели – из числа недоброжелателей «Господа» – вынуждены отдать должное моим юридическим и прочим талантам. Меня «увенчивают лавровым венком» «триумфатора полного формата»: отдельный коттедж, персональный контракт, солидный оклад по должности, плюс процент от суммы выигранных исков. А, самое главное: срок моего «заключения» ограничивается, как и обещал «лагерфюрер-Христос», одним годом, из которого я уже «отбыл» цельный квартал. А дальше – в чём я уже ничуть не сомневаюсь – всё будет…
А ведь могло быть и так: по прибытии в этот «шталаг» никто ко мне не подходит, и я вместе со всеми следую в баню, «на профилактику от вшей». Никаких исключений для меня не делается и в дальнейшем: как и все, я обряжаюсь в какую-то серую хламиду, занимаю отведённые нары в бараке, со всеми вместе хожу в столовую, «удобства во дворе» и на работу. Работа – каторжная: лесоповал. Нормы выработки: стахановские. «Обучение религии» – в свободное от работы время. Старожилы – вроде бы, «братья во Христе» – относятся к нам, в лучшем случае, как к людям второго сорта. В худшем – как к рабочему скоту. Даже как к полузверям: скотину они жалеют – дань патриархальной традиции.
В целях профилактики нездоровых настроений нам сразу же объясняют, что убежать отсюда нельзя: кругом, на сотни километров – непроходимая, первозданная тайга, изобилующая не столько ягодами и грибами, сколько волками и медведями. Для наглядности даётся пример двух неофитов «призывом раньше»: бедолаги рискнули – и на свою голову… без которой каждый из них остался уже через сотню километру от «точки». Пример даётся максимально наглядно: в виде двух скелетов в шкафу. Последнее – без кавычек: обезглавленные скелеты действительно находятся в стеклянном шкафу.
Тут же выясняется, что «благотворительность» по переброске живого груза через океан – это классический «сыр в мышеловке». Каждый из нас к моменту прилёта оказывается должен почему-то по три тысячи канадских долларов. При этом опять же почему-то не принимается во внимание, например, тот факт, что я прилетел один и без багажа. Приказным тоном новоприбывшим объясняют, что в общине – как в армии: один – за всех, все – за одного, а «время фиксируется по последнему». Ничего своего у нас теперь нет – только общее. В том числе – и долги… поделённые на всех поровну.