«Араш» (Калмыцкий республиканский театр юного зрителя «Джангар») припозднилась, но и так поняла все. Национальный колорит, советскость в подходе, пафос невыносимый, от этого фальшь. Хотя человек он милый, мы успели пообщаться, и спектакль честный, и актеры играют, как умеют… как в национальной республике СССР. Время остановилось.
30 мая
В ГИИ поминали Б. Зингермана. Ему в этом году, оказывается, было бы всего 80. И умер он в 2000-м, а мне казалось раньше. Я со своими детьми, сидя дома, видимо, все-таки многое пропустила в этой нашей театральной жизни. Вдруг родилось чувство вины, что не звонила. Мы, правда, никогда не были близко знакомы. Да я ни с кем не была «близко знакома». Но Б. З. иногда говорил мне лестные слова, а я вместо того, чтобы радоваться (сам Зингерман похвалил!), удивлялась: он? Мне? Сам? Позвонил? Что я ему?
В. Иванова не было, его девиц тоже. Народу было немного. Елена Ильинична выглядит прекрасно, местами лучше Сусанны, которая, как и прежде надменна, и узнает только избранных, «академиков», до остальных не снисходит. Тимка, внук, заматерел. Даже служа в театре, всё был мальчишечка (а я его помню совсем маленьким, мешавшим нам с Б. З. беседовать на улице), а тут вдруг стал мужиком. Жена-красавица, очень русская, крупная и блондинистая.
Вел А. Бартошевич. Довольно серо и понуро. Самое замечательное – запись из Дома Мейерхольда, где Б. З. говорит о значении М. и масштабе разговора, который предстоит критикам в будущем (всё похерили!).
Пообщалась с Вадиком Щербаковым (историк театра, ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания) и Наташей Вагаповой (искусствовед). Витя Березкин, не скрывая своего торжества, сказал, что рад тому, что Семеновского сняли: «Я его не любил». То же он любит мне повторять про А. Михайлову. Но, слава богу, беззлобно.
Безобразно, как всегда, вела себя Зара Абдулаева (кинокритик, автор книг, статей, эссе по истории и теории кинематографа, театра и литературы): громко, шумно, обращая на себя внимание, комментируя всё подряд, причем, всё понося. Это, с ее стороны, конечно, распущенность, а она думает, что утонченная свобода. Талант, мол, позволяет мне все. Удивляюсь, как это все терпел Б. З. – человек нормальной, адекватной реакции, никогда не истерической, как у большинства в нашей среде. Я бы ее послала далеко и надолго. Она становится невыносима через 5 минут. «Зато пишет хорошо», говорят люди. Не знаю, по-моему, ничего особенного: заумно, витиевато, с претензией на знание абсолютной истины.
У М. Смелянской (заместитель художественного руководителя Театра наций) – другой крен. Она за все в ответе, всеми руководит и за все, конечно, «страдает». Она мне потом по телефону рассказывала, как она сейчас пластается в Театре наций, все на ней. «Если бы я так не любила Женьку (Миронова), ни минуты бы там не осталась». Наконец, она ощущает себя так, как хотела всю жизнь и как Кама с Гетой, видимо, ей не позволяли. Шутили, видно, много, снижали пафос. А мальчики-девочки из Театра наций пахать не любят, только представительствовать, у них много личных дел, а Маринка, наверное, действительно тянет воз этой текучки. Только вот продадут они ее, если придется, не задумываясь. Но она в это верить не хочет. Она верит в искреннюю любовь и уважение.
31 мая
ТВ. «Московский хор» Л. Петрушевской, реж. И. Коняев, МДТ.
К сожалению, мое отношение к спектаклю не изменилось.
Умело, но ремесленно, в актерской игре механистично. Жаль, потому что буквально три дня назад в Питере Марина Заболотняя меня с Коняевым познакомила. Очень симпатичный молодой человек 40, кажется, лет. Совсем не похожий на свои спектакли, не такой, каким я его себе представляла, что я ему и сказала. Не русопятый, а евреистый или цыганистый, не худой, а полноватый, не вялый и анемичный, унылый, а жизнерадостный раблезианский тип. В общем, в жизни он лучше, чем кажется по своим спектаклям.