Сидим вдвоем с Лурье в почти пустом вагоне метро. Он упоминает какую-то рецензию на мою книжку в новом питерском журнале. Рецензия ему не понравилась. Назвал автора и какой именно журнал, я не запомнила. Советовал спокойно относиться к любым отзывам. Критика – это всегда хорошо, хуже, когда полное равнодушие и нет никакой реакции. И вдруг говорит: «А вот я велю этому парню, Гедройцу, написать».

И Гедройц подчинился и напечатал в известной рубрике «Печатный двор» в журнале «Звезда» (ноябрь, 2007): сначала упомянул в моей книжке «Интонацию ума», «которая завлекает. Представляясь обращенной лично к вам». Далее следует длинная цитата из рассказа «Феномен хронопаузы» и ставится диагноз: «Это проза сугубо петербургская. Не только по узнаваемым реалиям. Такая в ней меланхолия и тревога. Такая привычка к миражам. ‹…› читатель ‹…› чувствует себя одним из ее действующих лиц и конфидентом автора. Своим в этом мире одинаково одиноких. Идет, никуда не спешит, смотрит по сторонам».

И снова осень. Прекрасная! Год 2010-й. Как всегда, много гуляем по городу. Сидим в привычном кафе на канале Грибоедова, напротив Дома книги. Выполняю редакционное задание. Отдаю конверт, рассказываю мюнхенские новости, у него в Мюнхене много друзей. Он называет меня уже просто – Мила (не помню, осмеливалась ли я уже говорить ему «Саня», в последующих письмах все-таки только «Самуил Аронович»). Спускаемся вместе в метро. Стоим на платформе. И вдруг я спрашиваю: «Где же новая книжка Гедройца? Публикации его закончились в “Звезде” в 2009-м. И всё? Так хочется книжку, бумажную». Он разводит руками и говорит, что не получается книжка – деньги кончились. Я в ответ (точно помню, что очень быстро): «А давайте сами издадим». Смотрит на меня, медлит, спрашивает: «Как?» Отвечаю: «Как раньше издавали, по подписке…» Пытается скрыть раздражение: «Да вы не умеете это делать». Никогда не слышала у него такого тона. Отвечаю спокойно: «Но попробовать ведь можно…» Подходит мой поезд, прощаемся, еду к себе на Васильевский.

И в тот же вечер я в компании друзей-физиков рассказываю про идею издать то, что всем нам интересно. «Да я первый подпишусь!» – даже не дослушав меня, поднимает руку Сан Саныч. За ним и остальные. Сейчас уже точно не помню – восемь или девять участников, в один вечер, в одном месте. Имена их сохранились в старом компьютере. Дальше в Питере все развивалось почти без моего участия. Просто какая-то цепная реакция! Нашлись чудесные, умные, образованные и веселые люди. Решили: сделаем себе такой подарок.

На следующий день позвонила Лурье. Во всем призналась и все ему рассказала.

А потом я улетаю в Мюнхен с тайной мыслью продолжить эту цепную реакцию за рубежами Отечества.

(Ан нет – эта реакция уже идет и почти без моего участия.)

Прилетела, вошла в квартиру. Едва поставила чемодан, раздается звонок. Обычный стационарный телефон. Лариса Щиголь, уважаемый редактор: «Так! Агеева, ты тут издаешь Лурье (кажется, она сказала: “Собираешь на…”). А я ничего не знаю…» Вот так. Начинаю оправдываться. Лариса – дама строгая, голос раздраженный. Вычисляю, что она от самого Лурье и узнала. Письма летят быстрее, чем самолеты.

Вскоре (16 ноября) и я получаю от С. Л. такие слова – поверил все-таки в известность Гедройца и собственную популярность: «Жаль, что не перемолвились перед вашим отъездом. Насчет Гедройца – я точно знаю, что он хотел бы издать вторую часть (первая разошлась). И тексты собраны и оцифрованы, только надо вычитать. Но как реально осуществить?»

Далее С. Л. почему-то беспокоится о человеке, который даст деньги, а получит их обратно очень нескоро. То есть потерпит неизбежный убыток.