В сущности, школьная геометрия – это физика нашего пространства. Вместе со временем оно составляет несколько более сложный объект – пространство Минковского или четырехмерное псевдоевклидово пространство сигнатуры «один-три». Геометрией этого пространства является специальная теория относительности. Некоторые люди, даже имеющие достаточное образование, до сих пор ее опровергают, хотя эти теория подтверждена огромным количеством фактов, в том числе неопровержимым феноменом существования работающих ускорителей элементарных частиц.

Итак, мы ответили на вопросы «первого уровня». Теперь возникают вопросы «второго уровня». Почему все обстоит именно так, как оно обстоит? Почему наше пространство – это пространство Евклида, а не, скажем, пространство Лобачевского, то есть, Риманово пространство постоянной отрицательной кривизны? Или, наоборот, Риманово пространство постоянной положительной кривизны (трехмерная сфера)? Почему оно, вообще, трехмерно? Сколько фантастики написано о четвертом пространственном измерении! а может быть, оно действительно существует?

Все это трудные вопросы, из числа тех вопросов «о началах и концах», которые так не любил герой Фазиля Искандера мальчик Чик. Проще всего сказать, что это метафизические вопросы, и что наука на них дать ответа не может. «Так установил Господь!» – сказал бы уже упомянутый Фома Аквинский.

И все-таки наука, отнюдь не возражая этому тезису, никогда на этом уровне не остановится. Она всегда будет стараться понять «вторичную причину» (по выражению того же Фомы Аквинского), то есть механизм, при помощи которого оказалось, что мы живем именно в этом пространстве, а не в каком-нибудь другом. Всегда найдется два-три знающих предмет профессора, и вокруг каждого – стайка пытливых мальчиков, постарше Чика. И эти мальчики за несколько лет выучат все, что знает их учитель, а затем употребят весь свой талант и молодой пыл для того, чтобы придумать нечто новое, и если не решить, то, по крайней мере, отодвинуть эти метафизические вопросы, подняв их на новый уровень и поставив совсем по-другому. Сегодня этим мальчикам совсем неуютно в России. Им не платят денег и не особенно считают за людей. Но они знают, куда поехать. Можно в Принстон, к Виттену, Вильчеку или Саше Полякову. Можно в Бонн, к Юрию Ивановичу Манину, можно в Кембридж – к Пенроузу или даже к самому Хокингу[3]. Есть в мире и другие места. Но хватит об этом.

Следующие вопросы «второго уровня» относятся к гуманитарной сфере. В чем причины нашего эмоционального отношения к пространству? Можем ли мы дать какое-нибудь «топографическое описание» мира эмоций, который связан с переживанием человеческим индивидуумом феномена пространства? Второй из этих вопросов целиком относится к области искусствоведения. Ему, собственно, и посвящен весь предлагаемый читателю том. Об этом и данная статья, в которой главным образом обсуждается тема пространства в поэзии.

От уважаемых мною людей (от Константина Мамаева, например, чья статья будет представлена в настоящем сборнике) мне приходилось слышать мнение, что пространство не является темой поэзии вообще. Я должен сказать, что совершенно с этим не согласен. Пространство есть естественный предмет поэзии, желанный гость в лаборатории активно работающего поэта. Оно может быть дружелюбно, или нести в себе вызов, но его присутствие всегда возвышает. В текстах, напечатанных параллельно с этой статьей, читатель найдет написанные мною стихотворения, в которых так или иначе звучит тема пространства. Я не стал включать фрагменты из них в текст статьи.