– Так что? Я могу тебе помочь? – спрашивает Феликс. Он терпеливо всматривается в мое лицо, бархатистый тенор звучит непривычно ровно и доброжелательно по сравнению с язвительной и злобной интонацией его родственничков. Такой контраст сбивает с толку, признаюсь.

– С чего бы тебе помогать мне? – в отличие от младшего Кирсанова я не в настроении изображать миролюбивость.

Феликс ведет плечом, постукивая пальцами по пассажирскому сидению, расположенному по соседству с водительским.

– Почему бы и нет? Слушай, Дана. Наши разногласия я давно оставил в прошлом.

Но мне что-то с трудом в это верится. Встроенный радар, нацеленный на лживые личности, бьет тревогу.

– Куда тебе нужно? – не отстает.

– Я же сказала, что жду машину.

– Точно? – Феликс кривит рот в быстрой ухмылке. – Может, ты боишься сесть в мой автомобиль? Думаешь, я что-то тебе сделаю?

Я сглатываю. В горле сухо, и я с радостью бы смочила его чем-нибудь красным полусладким.

– Я не маньяк, – смеется шатен.

Как знать…

– Зато твои братья – маньяки.

Он что-то нажимает на сенсорной приборной панели, и слышится щелчок. Феликс разблокировал пассажирскую дверь, и теперь толкает ее, раскрывая для меня.

– Да брось. Это всего лишь я, – парень расплывается в обезоруживающей улыбке, на его щеках появляются глубокие ямочки. – Помнишь? Я все тот же безобидный щеночек. Твой щеночек, Дани.

ФЕЛИКС

Даниэла скована. Она жмется к подлокотнику двери и упрямо смотрит вперед. Маскируется безразличием, но ее пальцы, сложенные в замок, и побелевшие костяшки выдают присутствие стресса.

Покровская долго отнекивалась, неся чушь про то, что ждет кого-то. Я же разглядел ее одиночество с первых секунд, как только она вошла в нашу жизнь. Снова.

Вуаль холодности смотрится на Дани лучше остальных масок. Потеря поддержки отца наверняка нанесла ошеломительный удар по ее идеальному мирку. Хрупкий стеклянный шар с треском начал сыпаться. Она в растерянности, со страхом смотрит на руины под своими ногами и мечется, размышляя над тем, как вернуть прежний и естественный для себя порядок вещей.

Я чувствую Дани, словно никогда не расставался с ней.

Ей проще думать, будто меня здесь нет. Она неподвижна, что вполне сойдет за восковое изваяние, созданное скульптором с ажурностью. А мне нравится вызывать в ней чувство смятенности. Это необычное ощущение владения контроля над ситуацией пьянит разум не хуже крепкого алкоголя.

Я расслаблено веду машину, не смущая Даниэлу разглядыванием.

– Ты же не повезешь меня в лес? – внезапно долетает до моего слуха апатичное предположение.

На ум тут же приходит неприятное воспоминание.

– Это было бы справедливо, но нет, – отвечаю я. – Я не причиню тебе вреда.

Физическая расправа – удел ничтожеств.

Однако эмоционального истязания моя компаньонка заслуживает с лихвой.

– Как прошел твой день? – интересуюсь я.

Даниэла издает странный фыркающий звук.

– Как будто тебе правда есть до меня дело.

– Иначе бы не спрашивал.

Я по-прежнему твой щеночек, Дани.

Я готов, наконец, укусить руку, приручившую и истязавшую меня.

– Я не хочу разговаривать с тобой. Я не считаю тебя своим боссом. И не притворяйся, будто мы когда-то ладили. Не изображай дружелюбие. На это противно смотреть. И я тебе не доверяю.

– Ух-ты, – я со смехом потираю подбородок. Надо бы побриться. – Очень информативно и предсказуемо. Но ты могла бы проявить усердие и хоть на несколько минут сделать вид, будто тебя не вывернет на приборную панель от самого факта моего нахождения рядом.

– Ты прав. Меня действительно вывернет.

– Тогда зачем в машину села? – я пожимаю плечами.

Она ерзает на сидении, отказываясь смотреть в мою сторону.