А теперь вернемся к продолжению доказательств приспособленности крестьян к природным условиям не только в земледельческих делах.

Наша деревня отличалась высоким уровнем развития промыслов. По переписи 1891 года, когда статистика была объективной, на 111 дворов деревни было 142 мастеровых человека. При благоприятных природных условиях (о которых сказано ранее) это способствовало зажиточности большинства ее жителей.

Наличие большого запаса глины у Крутого лога возле Пижмы и удобный доступ к ней были использованы для производства кирпича Вахрушевым Иваном Викторовичем, пожалуй, самым способным и поэтому самым богатым в деревне, сосланным и расстрелянным комсоветсткой властью. Единственный в округе каменный дом с львиными барельефами, как памятник, стоит до сих пор.

Его эстафету по изготовлению кирпича подхватили братья Вахрушевы Виктор и Семен Платоновичи в период НЭПа, что позволило им быстро стать зажиточными, а комсоветам – раскулачить и их.

В годы войны колхоз возобновил было производство кирпича в бесхозном, заброшенном «заводе». Я, малышом будучи, помню, как работал с тачкой мой ближний по возрасту брат Анатолий (1931 года рождения), иногда катавший вместо кирпича меня. Без заинтересованного и знающего хозяина дело не пошло. В развалинах «завода» мы стали играть в войну.

Колосовы Василий Фролович и Михаил Харитонович организовали маслобойное производства из семян льна. Представляете пресс на лошадиной тяге? Мальчишкой 8–9 лет, как и все другие мои друзья, я работал погонялой лошади на этом маслозаводе, ставшим колхозным. Я крутился вместе с лошадью целый день вокруг столба, от которого через деревянные шестерни вращение передавалось на пресс. У лошади один глаз был прикрыт. Кроме пустого (лишь на бумаге) трудодня, мне давали за работу съесть ломоть хлеба с теплым ароматным льняным маслом. Для нас, полуголодных, это было непередаваемым наслаждением. До сих пор вспоминаю его! Более сорока лет уже нет ни льна, ни завода!

В деревне было три мельницы: водяная (я уже ее не видел), ветряная и паровая. Кто конкретно создавал их и владел ими, я не знаю. Но одно точно могу сказать, что это были умные и находчивые, предприимчивые крестьяне, которых потом обозвали кулаками и подкулачниками и жестоко судили. А их награждать бы надо! На ветряной мельнице, которая долго служила нам в полуголодное колхозное время, я даже работал – молол себе зерно на муку для хлеба. В 13–14 летнем возрасте (отец лежал в больнице) таскал мешки с зерном наверх по нескончаемым крутым ступеням на подкашивающихся ногах, а потом гордый (ведь я взрослое дело уже могу делать) принимал теплую муку в мешки, с удовольствием пробуя ее на вкус. Мои друзья, оставшиеся без отцов, занимались этой работой регулярно.

Паровую мельницу (работала на паровом двигателе, электричества у нас не было еще несколько лет) возродили было в 1954 году, но из-за неумения и безответственности сгорела она вскорости. Пожар этот помню – тушил головешки.

Благодаря наличию в пойме Пижмы дубовых рощ (а во всей округе их не было), предприимчивые крестьяне организовали цех по производству дубовых полозьев для саней и изготовлению саней. Мастерами этого дела в до- и колхозное время были Новоселов Семен Никитич, Новиковы Аким Михайлович с сыном Максимом (Аким Михайлович и его родственники, наверное, и создали этот цех, иначе зачем бы его признали и репрессировали как подкулачника. Правда, не как кулака, которых выселяли, – ведь в нашей местности без саней никак нельзя). Нам ребятишкам запрещено было входить в цех – опасно для жизни. Тесины дубовые распаривали горячим паром, затем загибали. С уходом мастеровых в мир иной (или в городской) и цех ушел в небытие.