– Ну рассказывайте же, – настаивала Кики, хотя эта их черта, их известная всей округе эксцентричность ей не слишком импонировала.

– Так вот, я была в платье Саломеи – красном, с блестками, я купила его в Монреале: как только увидела, сразу поняла – мое. Я хотела выйти замуж в нем и получить мужскую голову. И мне это, черт возьми, удалось! И голова попалась чудесная, – сказала Клер, привлекая это чудо к себе.

– Кладезь мыслей, – подтвердила Кики, гадая, сколько раз в ближайшие недели эта свадебная легенда будет предложена благосклонному вниманию слушателей. Они с Говардом точно такие же, особенно когда им есть что рассказать. Каждая семья – готовый водевиль.

– Да, – воскликнула Клер, – кладезь гениальных мыслей. До Уоррена в моей жизни не было никого, кто знал бы что-то стоящее. Конечно, с тем, что искусство – истина, все согласятся, но едва ли в нашем городе сыщешь людей, которые бы действительно это понимали. Или пытались бы понять.

– Мам.

К ним подошел Джером со своей джеромовой угрюмостью. Отзвучали пронзительные клики, какими сердобольная зрелость приветствует таинственную молодость, вовремя осеклась рука, потянувшаяся было потрепать непокорные вихры, а на вечно повисающий в воздухе вопрос был получен неожиданный и чудовищный ответ («Я ее бросил». – «То есть решил сделать перерыв».). На мгновение показалось, что все темы, которые можно было бы спокойно обсудить жарким днем в уютном городе, иссякли. Но потом в памяти всплыла победная весть о брачных узах, и ее радостно провозгласили снова, чтобы увязнуть в унылом обсуждении подробностей («Ну, для меня вообще-то четвертый, а для Уоррена второй»). Тем временем Джером медленно разворачивал фольгу на своем буррито. Наконец обнажилась верхушка съедобного вулкана, который тут же изверг лаву, потекшую по руке. Все трое дружно отступили назад. Джером слизнул креветку сбоку.

– Ну, поделились радостью, и будет. Между тем… – сказал Уоррен, доставая телефон из кармана своих шорт цвета хаки, – ух ты, уже час пятнадцать, нам надо бежать.

– Кикс, чудесно поболтали, как-нибудь повторим за чашечкой чая, идет?

Ей явно хотелось уйти. Кики пожалела, что она не столь обаятельна, умна, иронична и артистична, чтобы удержать внимание женщины вроде Клер.

– Клер, – сказала она, но ничего экстраординарного в голову не пришло, – может, что-нибудь передать Говарду? Он почту сейчас не проверяет, старается работать над книгой. По-моему, он даже с Джеком Френчем еще не говорил.

Этот переход к деловой рутине, казалось, озадачил Клер.

– Ах да… во вторник собрание кафедры, у нас ведь шесть новых преподавателей на гуманитарном факультете, в том числе этот знаменитый говнюк – ты его, наверное, знаешь – Монти Кипс…

– Монти Кипс? – повторила Кики, утопив это имя в прерывистом, сдавленном смехе. Она почувствовала, как Джерома прошибла волна шока.

– Бьюсь об заклад, – продолжала Клер, – кабинет ему дадут на факультете африканистики – бедный Эрскайн! Другого места для него не найдется – вот увидишь. Интересно, сколько еще скрыто-фашистских назначений позволит себе наш колледж? Феноменальное учреждение в этом смысле. Ну просто… что тут скажешь? Вся страна летит в тартарары.

– Черт! – заныл Джером и крутанулся на месте, взывая к сочувствию веллингтонцев.

– Джером, мы обсудим это позже.

– Что за дерьмо! – уже тише проговорил Джером, тряся от изумления головой.

– Монти Кипс и Говард… – уклончиво сказала Кики и покрутила пальцами в воздухе.

Клер, догадавшись-таки, что у ситуации есть подтекст и она его не учла, вновь засобиралась уходить.

– Не бери в голову, Кикс. Я слышала, что когда-то у Говарда с ним были трения, но ведь Говард вечно с кем-то на ножах. – Клер дополнила это замечание неловкой улыбкой. – Ну все, целую – мы пошли. Здорово было вас увидеть.